– Я-то не буду. Но волки… – улыбнулся Кольцов, поощряя Ясногорова на откровенность.
– Вот! Волки! – Ясногоров даже привстал торжествующе и поднял указаельный палец, как школьный учитель, поймавший правильную мысль в ответе ученика. – В этом все дело! Конечно, несколько лет назад Батурина шлепнули бы без всяких разговоров! Но теперь дело Батурина ставит перед нами вопрос: кто мы? Партия волков – все та же сталинско-брежневская? Или мы избавимся от репрессивной волчьей психологии и войдем в XXI век партией подлинного гуманизма?
– То есть вы хотите судить партию, но оправдать Батурина, так? – вдруг резко, в упор спросил Кольцов.
Но Ясногоров даже не смутился. А лишь огорченно опустился в кресло и вздохнул от досады:
– Да при чем тут – «оправдать»! «осудить»! Я не адвокат и не судья! Я школьный учитель. Но я считаю: если партия ведет борьбу за искоренение сталинизма, то и Партийный Трибунал должен быть новым – не карательный орган, а Трибунал от слова «ТРИБУНА». С этой трибуны мы должны выразить свое отношение к современному политическому террору во всем мире – раз, к нашей исторической партийной традиции физического устранения противников – два, и к Батурину, как к выразителю этой традиции, – три.
– Так… Понятно… – Кольцов постучал пальцами по крышке стола. Вот то, о чем он предупреждал Горячева с самого начала: рано или поздно гласность превратится в суд над партией. – Но я не думаю, что страна готова сейчас к таким откровениям…
Ясногоров покровительственно усмехнулся:
– В школе подростки говорят мне и не такое!
– То есть? – спросил Кольцов. У него вдруг мелькнула новая идея, и теперь ему нужно было время размять ее и оценить возможности. Что, если из рук этого „неокоммуниста" Горячев получит оправдательный приговор Батурину и будет вынужден сам, собственноручно переписать его в обвинительный, смертельный? О, это было бы гениально!
– Вы себе не представляете, какие вопросы задают подростки на уроках истории и как стыдно, как чудовищно стыдно подчас говорить им правду! – Ясногоров произнес это с такой страстью и болью, что Кольцов почти воочию увидел его в школьном классе, наедине с тремя десятками атакующих подростков. Так вот откуда эта риторика и манера проводить исторические параллели. – Я иногда думаю, – горячо продолжал Ясногоров, – что даже немцем быть легче, чем коммунистом! Ведь немцы открыто признали свою коллективную вину за уничтожение двадцати миллионов людей, и это раскаяние их очистило и обновило. А наша партия уничтожила шестьдесят миллионов людей СВОЕГО народа, но мы не признаем коллективной вины, а сваливаем все на Сталина, на Берию, на Мехлиса… Да все грузины, поляки и евреи, вместе взятые, не в состоянии убить шестьдесят миллионов русских! Мы, мы сами всегда истребляем себя, и Батурин – производное этого психоза. Именно потому партии надо покаяться и через это – очиститься! – закончил он с болью.