Но Горячев его понял:
– Почему это не сработает? – спросил он пытливо. Майкл, изображая непосредственность, пожал плечами:
– Well… я знаю, вы не ангел, сэр. Нет ангелов среди политиков. But I want to belive… Я хочу верить, что вы не Сталин и не Гитлер. Вы не можете убить миллионы людей jast like that. Или можете?
Теперь, глядя в стальные глаза Горячева, Майкл вовсе не был так уверен в гуманности Горячева, как пытался изобразить своим небрежным тоном полушутки.
Горячев, не отвечая, смотрел ему в глаза. Наконец, после паузы, спросил сухо:
– Ваш президент просил вас сказать мне еще что-то?
– Нет, сэр…
– Что ж… Если вы закончили осмотр, можете идти. Только передайте вашему Президенту, что в политике нельзя и курицу етти, и целку спасти.
– Что это есть «целку», сэр? – не понял Майкл.
– Ничего, ему переведут. Идите.
Майкл встал, направился к двери, но обернулся.
– Извините, сэр… Уговорил ли я вас поехать из больницы на отдых? – спросил он, холодея от своей смелости.
Горячев мрачно усмехнулся, с издевкой посмотрел Майклу в глаза:
– А что мне еще делать? Ты же не привез мне фамилии, кого расстреливать?
Когда Майкл Доввей вышел из палаты, Горячев устало откинулся на подушку и закрыл глаза. Лицо его сразу обмякло и постарело. Черт возьми, даже американцы сигнализируют, что в партии полно батуринцев. Но 80%?! Откуда они могли взять эту цифру?