Сегодня, в воскресный день, он, как всегда, не дал работягам выходного. Сам, проснувшись чуть свет, съездил на ближайший рынок за оцинкованными гвоздями. Вернувшись, загнал машину под навес, позвонил жене по мобильному телефону и велел приезжать завтра, потому что хотелось пожрать чего-нибудь вкусненького, домашнего. Перекусив консервами, поставил раскладное кресло рядом со штабелем сосновых досок. Визжала циркулярная пила, стучали молотки, припекало солнце, запах свежей стружки дурманил голову. Благодать. Развернул газету, купленную на рынке, Штоппер погрузился в чтение криминальной хроники. Москва жила в вялом летнем ритме, даже серьезных преступлений в городе не происходило, одна мелочевка. Обчистили квартиру, на улице ограбили бабку, у женщины вырвали из рук сумочку, муж пырнул ножом жену, а заодно уж и ребенка… Тоска зеленая.
Через пять минут Штоппер поднялся и неторопливо побрел к временному сортиру на задах дачного участка. Узкая тропинка пролегала сквозь пожелтевшую некошеную траву, Штоппер спотыкался о камни и обрезки досок. Экономя на каждом гвозде, хозяин сумел выгадать и на сортире. Рабочие просто выкопали глубокую яму, на краю которой положили пару досок, сколотили будку с дверью из негодного горбыля. И на том конец. К концу лета яму почти доверху наполнили нечистоты, здесь расплодились бесчисленные стаи помойных мух. Штоппер пользовался этими удобствами, преодолевал душевную гадливость. Он успокаивал себя тем, что скоро в доме заработает настоящий городской туалет, а яму с дерьмом закопают.
Штоппер зашел в кабинку, закрылся на ржавый крючок. Повернувшись лицом к двери, осторожно поставил подметки башмаков на толстую пружинистую доску. Спустил штаны и присел на краю выгребной ямы. Минуту он тужился, размышляя о том, что консервы, это никуда не годная собачья пища, которая когда-нибудь, доконает его и без того слабый желудок.
– Ах, – сказал Штоппер, испытав первое облегчение. – А-а-а-х-х.
И тут случилось нечто странное, одна из досок, закрывавших заднюю стенку, вдруг отвалилась, будто держалась не на гвоздях, а на соплях. Полутемную кабинку осветило солнце, но тут же свет загородила чья-то тень. Штоппер уже повернул голову, чтобы посмотреть, что происходит за его спиной, но кожей почувствовал, как тупой ствол пистолета ткнулся в шею.
– Сиди, не оборачивайся, – скомандовал мужской голос. – Руки держать на коленях.
Штоппер окаменел от страха. Он подумал, что какой-то бандит давно занял позицию за сортиром, вытащил гвозди из доски, устроив настоящую засаду. Он выронил клочок туалетной бумаги, зажатый в кулаке, положил ладони на колени.