Нереал (Трускиновская) - страница 3

— И что, всегда этот ваш Ротман допоздна сидит? — удивился Вася.

— Да он же с Лабуцким из рекламного отдела и с Семеновым играет! Они вместе вторую неделю какую-то межпланетную станцию штурмуют! — и Лешка растолковал далекому от компьютерных игрушек Васе, как три сорокалетних мужика, сидя каждый в своем кабинете, лупят по зеленым чудовищам из бластеров и перекликаются зверскими хриплыми голосами, вроде пиратов в разгар абордажа.

Ротман был похож на пирата примерно так же, как сам волосатый, ободранный, беззубый после цинги, чумазый, провонявший хрен знает чем, отощавший за два месяца сухарей и солонины пират — на упитанного, благопристойного, чистенького, лысенького бизнесмена...

Потом общими усилиями попытались составить список всех, кто бы мог нанять киллера, пусть даже такого растяпу. Список тоже получился какой-то идиотский. У “Бастиона” были вполне сносные отношения с “крышей”, если бы в воздухе хоть эфемерно повеяло порохом — “крыша” немедленно дала бы знать и, скорее всего, помогла принять меры. Ротман был нужен всем — этакий папа-кормилец, умеющий делать деньги из любого мусора, и потому его берегли. Так что три пункта списка составляли безумный сосед Ротмана, которого за ночную музыку в двести децибелов мягонько припугнули, первый муж жены Ротмана, ныне безнадежный алкоголик, и классическая теща...

Сам Ротман, который довольно быстро очухался, тоже не мог объяснить, каким образом в кабинете оказался незнакомый мазила. Когда штурмуешь межпланетную станцию — совершенно не слышишь, кто там копошится у тебя за спиной.

Но вот слова странного киллера Ротман запомнил. “Это тебе за Машку Колесникову!” — сказал мужик с кирпичной рожей и выстрелил.

— Вообще впервые такую фамилию слышу! — и Ротман воздел вверх два сложенных вместе перста правой руки, что означало клятву.

И никто из его окружения тоже такой фамилии не знал. Даже ядовитая, как четыре гюрзы, теща. А ей бы полагалось!

Все это выяснилось еще до половины десятого вечера.

И именно в половине десятого за спиной Марины Михайловны Грачевой, тридцати четырех лет, рост метр семьдесят два, вес шестьдесят четыре, глаза голубые, волосы — крашеная блондинка, разведенной, элегантной, обеспеченной, идущей по главному проспекту города с большим достоинством от массажистки домой, раздались такие слова:

— Люсенька! Вот это встреча!

Марина Михайловна, твердо зная, что никакая она не Люсенька, сделала еще три шага — и тут из-за ее спины вывернулся, заступив дорогу, высокий мужчина.

— Люся! Я уже второй квартал за тобой иду!

— Вы ошиблись, — сухо сказала Марина Михайловна. То, что она в тридцать четыре года не замужем, еще не повод обращать внимание на таких вот дешевых приставал.