- Достойно, нечего сказать! - возразил Немон Баварский. - Стало быть, вассал, который за спиной своего сеньора вступает в сговор с врагами, должен быть оправдан лишь потому, что убитых не воскресить?
- Месть хороша, когда она совершается открыто, - добавил Датчанин. А граф замыслил предательство еще в бытность свою послом в Сарагосе. Не сам же он посылал гонца к горцам, что напали на арьергард! Горцев подкупили сарацины, а граф, зная, что предстоит нападение, даже не подумал, сколько погибнет ни в чем не повинных людей! Твоих людей, король Карл!
Бароны зашумели. Пинабель поднял руку, показав, что желает отвечать.
- А мог ли он совершить свою месть открыто, бароны? Разве вы допустили бы поединок между обоими графами? Не раз и не два мы их мирили, потому что такова была воля короля Карла! И не из-за угла же убили Роланда - он погиб на поле боя, нападая и защищаясь, как подобает воину! Нет смерти более достойной - такую смерть, в окружении мертвых врагов, я бы и сам себе пожелал! Вспомните, каким мы нашли его - он лежал лицом к врагу! Вспомните, какую клятву дал он в Ахене, отправляясь в поход! Вспомните, бароны! Роланд сказал, что если он погибнет когда-нибудь в краю чужом, далеком, - впереди всех найдут его останки! И он сдержал клятву! Разве не счастье для всякого благородного барона - что Господь услышал его клятву и дал возможность ее честно сдержать? Прости графа Гвенелона, Карл! Доблестный Роланд, который сейчас блаженствует в раю, уже по-христиански простил графа! Прости и ты, король!
Красноречив был соранский кастелян! Он воззвал к авторитету сеньора всех вассалов, к тому, кому был обязан повиновением и сам король Карл, - к Господу нашему. Он приберег этот веский довод к самому концу речи. Более добавлять было нечего - разве что воздеть к небу обе руки, что он и совершил.
Сперва тихонько, потом все громче совещались бароны.
- Прости его, Карл! - первыми закричали овернцы. - Оставь этот суд! Прости графа!
К ним присоединились бароны из Пуату. Затем подали голос нормандцы.
- Прости его - он будет служить тебе как прежде! Прости!
Тьедри смотрел на старшего. Тот недовольно хмурился и молчал. Молчал и Немон Баварский. Оджьер Датчанин плюнул и пошел прочь. Всем своим видом он показывал - ну что же, правое дело проиграно, так пусть хоть я не буду свидетелем неправого суда.
- Горе мне... - тихо произнес Карл.
Непостижимым образом Тьедри услышал эти слова. И тут же шум, поднятый баронами, словно ветром отнесло в сторону.
Из-за дальней дубравы, над лугом, где паслись приведенные из Испании сарацинские кони, над желтым полем поплыл голос Олифанта.