- Мне все говорят, что я наружно мало изменилась, - отвечала она, впрочем, я и внутренно осталась та же.
Мы подошли к небольшому китайскому домику.
- Вот такого домика у нас в Осиповке не было, - сказала она, - но вы не смотрите, что он так обвалился и полинял: внутри очень хорошо и прохладно.
Мы вошли в домик. Я оглянулся.
- Знаете ли что, Вера Николаевна, - промолвил я, - велите к моему приезду принести сюда стол и несколько стульев. Здесь в самом деле чудесно. Я вам здесь прочту... Гетева "Фауста"... вот какую вещь я вам прочту.
- Да, здесь мух нет, - заметила она простодушно, - а когда вы приедете?
- Послезавтра.
- Хорошо, - возразила она, - прикажу. Наташа, которая вместе с нами вошла в домик, вдруг вскрикнула и отскочила вся бледная.
- Что такое? - спросила Вера Николаевна.
- Ах, мама, - проговорила девочка, указывая в угол пальцем, - посмотри, какой страшный паук!..
Вера Николаевна взглянула в угол - большой пестрый паук тихо всползал по стене.
- Чего же тут бояться? - сказала она, - он не кусается, посмотри.
И, прежде чем я успел остановить ее, она взяла безобразное насекомое в руку, дала ему побегать по ладони и выбросила его вон.
- Ну, какая же вы храбрая! - воскликнул я.
- В чем же тут храбрость? Этот паук не из ядовитых.
- Видно, вы по-прежнему сильны в естественной истории; а я бы его в руки не взял.
- Его нечего бояться, - повторила Вера Николаевна.
Наташа молча посмотрела на нас обоих и усмехнулась.
- Как она похожа на вашу матушку! - заметил я.
- Да, - возразила Вера Николаевна с улыбкой удовольствия, - это меня очень радует. Дай бог, чтобы она не одним лицом на нее походила!
Нас позвали обедать, и после обеда я уехал. NB. Обед был очень хорош и вкусен - это я в скобках замечаю для тебя, объедало! Завтра я к ним свезу "Фауста". Боюсь я, как бы мы со стариком Гете не провалились. Опишу тебе все подробно.
Ну, а теперь что ты думаешь обо всех "сих происшествиях"? Небось, - что она произвела на меня сильное впечатление, что я готов влюбиться и т. д.? Пустяки, брат! Пора и честь знать. Довольно подурачился; полно! Не в мои годы начинать жизнь сызнова. Притом же мне и прежде не такие женщины нравились... Впрочем, какие женщины мне нравились!!
Я содрогаюсь - сердцу больно
Мне стыдно идолов моих.
Во всяком случае, я очень рад этому соседству, рад возможности видеться с умным, простым, светлым существом; а что будет дальше, узнаешь в свое время.
Твой П. Б.
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
От того же к тому же
Сельцо М...ое, 20 июня 1850.
Чтение произошло вчера, милый друг, и как именно, о том следуют пункты. Прежде всего спешу сказать: успех неожиданный... то есть "успех" - не то слово... Ну, слушай. Я приехал к обеду. За столом нас было шестеро: она, Приимков, дочка, гувернантка (незначительная белая фигурка), я и какой-то старый немец, в коротеньком коричневом фраке, чистый, выбритый, потертый, с самым смирным и честным лицом, с беззубой улыбкой, с запахом цикорного кофе... все старые немцы так пахнут. Меня с ним познакомили: это был некто Шиммель, учитель немецкого языка у соседей Приимкова, князей Х...х. Вера Николаевна, кажется, благоволит к нему и пригласила его присутствовать на чтении. Мы обедали поздно и долго не выходили из-за стола, потом гуляли. Погода была чудесная. Утром шел дождь и ветер шумел, а к вечеру все утихло. Мы вместе с нею вышли на открытую поляну. Прямо над поляной легко и высоко стояло большое розовое облако; как дым, тянулись по нем серые полосы; на самом краю его, то показываясь, то исчезая, дрожала звездочка, а немного подалее виднелся белый серп месяца на слегка поалевшей лазури. Я указал Вере Николаевне на это облако.