Не раз, чуть не падая от усталости, я терял надежду взять индейку живьем и готов был пристрелить ее, но не сделал этого, хотя и был в своем праве, так как сам не верил, что попаду в нее; к тому же, едва я поднимал ружье, она становилась в позу и не двигалась, отчего я заподозрил, что ей отлично известна моя меткость, и не хотел давать ей повода для насмешек.
Я так и не поймал ее. Когда игра наконец ей наскучила, она вспорхнула буквально у меня из-под руки, взмыла вверх, со свистом рассекая воздух, словно пушечное ядро, взлетела на самый верхний сук высокого дерева, уселась там, скрестила ноги и улыбнулась мне сверху вниз, видимо наслаждаясь моим удивлением.
Я был совершенно уничтожен и сгорал от стыда. В тот же день, одиноко блуждая по лесу, я набрел на пустую хижину, где меня ждало самое роскошное угощение, какое мне довелось отведать за всю мою жизнь. В огороде, заросшем сорной травой, было много спелых помидоров, и я набросился на них с волчьим аппетитом, хотя прежде никогда их не любил. С тех пор всего два или три раза еда казалась мне столь же вкусной, как эти помидоры. Я объелся ими, и после этого лет тридцать даже мысль о них была мне противна. Теперь я уже могу их есть, но вид их не доставляет мне никакого удовольствия. Что ж, ведь все мы время от времени страдаем от пресыщения. Однажды под давлением обстоятельств я съел чуть ли не целый бочонок сардин, потому что ничего другого под рукой не было, но с тех пор я как нельзя лучше обхожусь без сардин.
ПРИМЕЧАНИЯ
ОХОТА ЗА КОВАРНОЙ ИНДЕЙКОЙ
(Hunting the Deceitful Turkey), 1906.