Я перекатился на пару шагов, поднял голову, едва сдерживаясь, чтобы не завыть от боли.
— Нуй! — крикнул я.
Он стоял неподалеку в полный рост и задумчиво смотрел на меня.
— Нуй! — Я был ошарашен. — В меня стреляли. Кто-то в меня стрелял!
— Я знаю, — спокойно кивнул он. Затем не спеша поднял ружье и прицелился.
— Эй, что ты делаешь?! — заорал я, невольно пригибая голову и закрывая лицо руками.
Последнее, что я запомнил, — это ослепительная желтая молния перед глазами…
Мне было так больно, что я тихонько заскулил, едва очнувшись. Не открывая глаз, я скорчился, поджал руки и ноги, чтобы стать маленьким комочком, незаметным для боли. Но и маленький комочек испытывал такую же большую боль.
Болела спина, рука, резало кожу на лбу и вокруг глаз. Я рискнул пошевелиться, опасаясь, что в любой момент мне станет в двести раз хуже. Но ничего особенного не произошло. Тело как болело, так и продолжало болеть.
И вдруг я услышал, как кто-то поет. Я затих, мне показалось, что я схожу с ума. До меня доносился приглушенный, словно из-под земли, голос:
Спокойно, товарищи, все по местам!
Последний абзац наступает.
Налей мне, браток, на прощанье сто грамм.
Зачем же добро пропада-а-ет?..
Я повернул голову и наконец открыл глаза. Надо мной покачивалась худосочная веточка с мелкими листьями и зелеными шишечками. Тут же валялся мой шлем — обугленный, оплавленный, расколотый надвое.
— Кто здесь?! — попытался крикнуть я, но крик не удался.
Я начал подниматься — перевернулся на живот, подтянул колени, оперся на руки… И тут мне стало так больно, что я снова свалился. Из горла вырвался вой, выступили слезы.
Придя в себя, я взглянул на руку, которая так дико болела. В тот же момент мне захотелось снова заорать. Вместо розовой ладони, гибких и умелых пальчиков, чуть ниже локтя, торчал черный обрубок. У меня круги пошли перед глазами. Я не мог взять в толк, как такое получается: смотришь на родную послушную руку, а видишь головешку. Не может ведь эта головешка быть моей рукой?
Тут снова послышался голос:
Прощай, подружка дорогая, Прощай, братишка ломовой, Тебя я больше не увижу, Лежу с квадратной головой…
— Кто здесь? — заорал я. На этот раз в полную силу.
— О-о! — удивленно проговорил голос. — Мой жалобный стон услышан! — Щербатин… — прошептал я. И закричал что есть сил:
— Щербатин, ты где?! — Беня! Ты будешь смеяться, но я скучал без тебя. Если через минуту ты меня не вытащишь, мне придется дышать задницей, потому что остальное уже в воде.
— Где ты? — снова спросил я. Голос шел словно из-под земли, я никак не мог понять направление.