Когда я снова увиделся с Блэром, ему потребовалось два или три часа, чтобы собраться с духом и спросить у меня, кто была эта женщина. Он с мрачным видом выслушал мои восторги и в конце концов показал мне коротенькое письмо, содержавшее просьбу поехать с ней на виллу Эсполи – осмотреть поместье и изучить архив. Он мог взять с собой и меня, если я пожелаю. Джеймсу очень хотелось принять приглашение, но эта женщина казалась ему подозрительной. Он попробовал объяснить мне, что его привлекают только те женщины, которых сам он не привлекает. Он крутил письмо так и сяк, пытаясь принять решение, а потом подошел к столу и написал отказ.
В те дни и началось то, что было бы слишком грубо назвать осадой. Едучи по Корсо, Аликс говорила себе: «Нет ничего особенного в том, чтобы заглянуть к нему и спросить, не хочет ли он прокатиться в сады Боргезе. Я могла бы сделать то же самое для дюжины мужчин и никто не увидел бы в этом чего-либо странного. Я гораздо старше его, настолько старше, что это было бы с моей стороны просто проявлением, ну… заботливости». Затем, стоя на площадке перед его дверью (ибо послать с вопросом шофера ей было мало), она впадала в мгновенную панику, коря себя за то, что все же нажала кнопку звонка, воображая, когда никто ей не отвечал, что он затаился за запертой дверью, вслушиваясь в громкий стук ее сердца и сердясь на нее, а то и презирая, кто знает? Она могла провести целый вечер, бродя между позолоченных стульев своей маленькой гостиной и споря сама с собой о том, стоит послать ему записку или не стоит. Она считала дни со времени последней беседы с ним и прикидывала, насколько отвечает новая встреча правилам достойного поведения (правилам внутренним, духовным, не светским: последние для Каббалистов давно перестали существовать). Их встречи в городе всегда были случайными (она называла это своим личным доказательством существования ангелов-хранителей), такими непреднамеренными свиданиями она по преимуществу и утешалась. Неожиданно углядев его на другой стороне площади Венеции, она привлекала к себе его внимание и затем предлагала подвезти туда, куда он направлялся. В тех немногих случаях, когда она сидела рядом с ним в автомобиле, не было на свете человека счастливее Аликс. Как покорно выслушивала она его лекции; с какой нежностью разглядывала украдкой его галстук, туфли и носки; и как напряженно всматривалась в лицо Блэра, пытаясь запечатлеть в памяти точное соотношение его черт, благо безразличие запечатляется куда лучше самой страстной любви. Эти двое могли бы стать задушевнейшими друзьями, ибо Блэр смутно чувствовал в ней нечто родственное выдающимся женщинам, которых он изучал. Могли – если бы ей удалось утаить свои чувства. Но первые же знаки его приязни вскружили бы ей голову до того, что она непременно произнесла бы нечто робко-чувствительное – какое-нибудь замечание относительно его внешности или просьбу позавтракать с нею. И потеряла бы его навсегда.