Да, каким-то бунтом, — повторила она словно в ответ на возражение невидимого собеседника.
Все равно, как если бы все женщины-покупательницы отказались покупать товары.
Она стала думать о других вещах, о женщинах Другого склада.
«Бедняжка Минивер! Разве она может быть иной, чем она есть?.. Если она путано выражает свои взгляды и не в силах их вытащить из трясины всякой чепухи, это вовсе не значит, что она не права».
Слова «тащить правду через трясину чепухи» принадлежали Кейпсу. Вспомнив об этом, Анна-Вероника как будто провалилась сквозь тонкую поверхность, словно пробила корку лавы на кратере и упала в пылающие глубины. На какое-то время она погрузилась в мысли о Кейпсе, не будучи в силах избавиться от его образа, от сознания, что он занимает столь значительное место в ее жизни.
Потом она размечталась о том смутном рае, в который верили Гупсы, Миниверы, фабианцы, все те, кто боролся за реформы. У входа в этот мир огненными буквами было начертано: «Обеспечение Матери». Что, если бы пусть трудным, но доступным способом женщины обеспечили бы себя, сбросили экономическую и социальную зависимость от мужчин?
— Если бы существовало равноправие, — сказала она тихо, — можно было бы пойти к Кейпсу… Как отвратителен этот страх встретиться взглядом с мужчиной! Можно было бы пойти к нему и сказать, что любишь его. Я хочу его любить. Пусть бы он любил меня чуть-чуть. Кому от этого вред? Это не накладывало бы на него никаких обязательств.
Анна-Вероника со стоном уткнулась носом в колени. Она совсем растерялась. Ей хотелось целовать ему ноги. У него, должно быть, такие же сильные ноги, как и руки.
Вдруг все в ней возмутилось.
«Не допущу я такого рабства! — воскликнула она. — Не допущу такого рабства!»
Она подняла руку и погрозила кулаком.
«Слышишь? Какой бы ты ни был, где бы ты ни был! Я не сделаюсь рабой моих мыслей о мужчине, рабой каких-либо обычаев. Будь оно проклято, это рабство пола! Я человек. Я подавлю свое чувство, если даже это меня убьет!»
Она гневно посмотрела на окружавший ее холодный мрак.
«Мэннинг… — произнесла она и представила себе мистера Мэннинга, робкого, но настойчивого. — Ни за что!»
Мысли ее приняли новое направление.
— Неважно, если эти женщины смешны, — сказала она после долгого раздумья. — Но чего-то они добиваются. Они добиваются того, что женщинам необходимо, — они не хотят покорности. Избирательные права — только начало, надо же с чего-нибудь начать. Если мы не начнем…
Анна-Вероника наконец приняла решение. Она вскочила с кровати, разгладила простыню, поправила смятую подушку, снова легла и почти мгновенно уснула.