С блокнотом в руках Гус встал в нескольких шагах от Кильвинского и, когда тот обернулся, улыбнулся ему, представился:
– Гус Плибсли, – и пожал широкую и гладкую ладонь Кильвинского.
– Можешь звать меня Энди, – сказал Кильвинский, глядя на Гуса сверху вниз с легкой усмешкой. Шесть футов четыре дюйма, никак не меньше, решил тот про себя.
– Кажется, на сегодняшний вечер вам сунули меня в напарники, – сказал Гус.
– На целый месяц, да я не против.
– Готов следовать любому вашему слову.
– Это и так ясно.
– Да-да, конечно, сэр.
– Вовсе не обязательно величать меня сэром, – засмеялся Кильвинский. – Седина в моих волосах означает лишь, что я уже порядочно поизносился на этой работе. А так мы – напарники, партнеры. Блокнот у тебя с собой?
– Да.
– Вот и ладно. Первую неделю, или сколько там подучится, ты отвечаешь за всю писанину. Когда научишься принимать вызовы и перестанешь путаться в улицах, дам тебе поводить машину. Все начинающие полицейские обожают сидеть за рулем.
– Как скажете. Любая работа мне будет в радость.
– Вроде бы я готов, Гус. Давай спускаться вниз, – сказал Кильвинский, и они вышли бок о бок через двойные двери и дальше, вниз по ступенькам винтовой лестницы старого здания Университетского полицейского участка.
– Видишь вон те картинки? – спросил Кильвинский и указал на спрятанные под стекло портреты убитых на дежурстве полицейских дивизиона. – Они не герои, эти парни. В чем-то просчитались, потому и мертвы. Ты и оглянуться не успеешь, как почувствуешь себя там, на улице, словно рыба в воде, такое происходит с нами со всеми. Только рыбка не должна забывать о крючке.
Помни всегда о парнях на картинках.
– Сейчас мне и представить трудно, что я когда-нибудь стану той рыбкой, – признался Гус.
– Станешь, обязательно станешь, напарник, – заверил Кильвинский. – Давай-ка теперь отыщем нашу черно-белую тачку и примемся за работу.
В 3:45 в час пересменки чересчур маленькая стоянка буквально кишела людьми в синей форме. Солнце еще палило, так что надевать галстуки прежде, чем наступит вечер, не имело смысла. Тяжелый мундир с длинными рукавами не давал Гусу покоя. Под грубой жесткой шерстью руки страшно потели.
– Не привык носить в жару такую теплую одежду, – улыбнулся он Кильвинскому, вытирая лоб носовым платком.
– Привыкнешь еще, – ответил Кильвинский, аккуратно усаживаясь на горячее от солнца виниловое сиденье и сдвигая его назад, чтобы уместить внизу свои длинные ноги.
Гус закрепил в держателе свежую «горячую простыню» и, чтобы не забыть, написал на обложке блокнота свои позывные, «З-А-99». Странно, подумал он.