Альву, как ни странно, нравилось путешествие. Как-то, подъехав к Каэтане во время утреннего перехода, он упоенно оглядел окрестности и сказал:
– Красота-то какая! Я, знаете ли, всю жизнь мечтал получить должность библиотекаря у какого-нибудь вельможи. Они книгами мало интересуются, но друг от друга стараются не отстать и библиотеки при случае закупают целиком. Ведь в лесу я жить не могу, даром что сам ближе к духам, чем к людям. Только мне очень обидно, что создатель нас так обделил: духи, эльфы, лесной народ вроде альсеид, оборотней или сарвохов – у них магия есть, волшебство, и они бессмертны. Люди – у них цивилизация, да и сила на их стороне, куда ни глянь. А мы, альвы, ни то ни се – ни силы, ни волшебства, – только мех один. Нас ведь ингевоны раньше из-за меха отстреливали. Ты уж, Джангарай, не сердись за правду.
Ехавший следом за Воршудом воин ответил:
– Что же мне сердиться, Воршуд? Это тебе нужно сердиться. Что было, то было. – И, обращаясь к побледневшей Каэтане, сказал:
– Действительно, была мода на плащи из меха альва. Их так шили, чтобы лапки завязывались на груди.
– Ужасно, – прошептала Каэ.
– И я говорю, что ужасно, – согласился Воршуд. – Всю жизнь мечтаю поселиться где-нибудь в столице или в замке, но недалеко от культурного центра, так, чтобы университет был поблизости. А лучше всего – при самом университете, – вздохнул он мечтательно. – Но сегодня я впервые понял, что и на природе – красота. Только мне здесь жить было бы все-таки страшно. А полюбуешься – на душе теплеет. Спасибо вам, что взяли меня в такое путешествие. Сам бы я никогда на подобное не решился.
Джангарай скрипел зубами и молчал, но, когда альв пришпорил коня и поскакал вперед, наслаждаясь быстрой ездой, обратился к Каэтане:
– Часто мне бывает стыдно, что я родился в это время, в этом месте, на этой земле. Я не приемлю почти ничего из творящегося вокруг. Я пытался бороться со злом и для этого хотел стать великим фехтовальщиком. Я грабил и убивал только тех, кто этого заслуживал, но зла вокруг меня не стало меньше. А потом появились вы, и стало ясно, что даже фехтовать я за свою жизнь как следует не выучился. Зачем я прожил тогда эти годы?
– Я могла бы тебе ответить пустыми словами, Джангарай. Так, как принято отвечать на подобные речи, смущаясь в душе, что человек говорит неприкрытую правду. Но я не стану этого делать. Мы отложим этот разговор на то время, когда я смогу ответить тебе не словами, а тем, что за ними стоит.
Джангарай ничего не ответил Каэтане, но вечером того же дня, когда они сидели у костра и пили темный тягучий напиток караванщиков из маленьких неглубоких чашек, спросил ее: