– Жалеть уже поздно, дорогая. Теперь в их черном списке преобразований природы мы с тобой – на первом месте. А в том, как скоро они обезопасились от нашего оружия, есть нечто зловещее, словно они приготовились ко всему заранее. Будем надеяться, что эти твари останутся в своих Глубинах и не позарятся на наши владения. В противном случае, хотел бы я знать, чем мы их встретим?
– Значит, ты все-таки за атомные бомбы, – подытожила Филлис.
– Бог мой! Милая, ни я, ни ты, ни весь Королевский Флот, никто не хочет сбрасывать эти бомбы: шуму – много, а результат сомнительный. Однако я очень надеюсь, что наш доблестный Флот, «ополчась на море смут, сразит их противоборством» (4). А вот какое оружие мы применим, зависит от времени, места и условий.
Филлис сидела, подперев рукой голову, невидящим взором уставившись в газету.
– Ты говоришь – «такова жизнь», ты в этом уверен? – спросила она немного погодя.
– Да, пусть даже из предположений Бокера верна только часть… Вдвоем с ними нам не ужиться на Земле.
– И когда, по-твоему, это случится?
Я пожал плечами. Если представить, какие естественные препятствия должны преодолеть и те, и другие, чтобы добраться друг до друга, можно подумать, по меньшей мере, пройдет не один десяток лет, а то и столетий.
Филлис снова вперилась в пустоту, и я, зная этот симптом, не собирался нарушать ее задумчивости. Мы долго молчали, пока вдруг в наступившую тишину не вкрался мягкий и тревожный полушепот Филлис.
– …ветер, его полночные завывания и стоны утопают в нарастающем, рокоте гневных волн океана… слышишь, где-то совсем рядом противно завизжала лебедка – это матросы сбросили за борт спасательную шлюпку. Ветер подхватил их хриплые, просоленные голоса и понес прочь. Тише! Что это? Я слышу чей-то голос, доносящийся словно из небытия: «одна сажень, две…» – шум ветра все тише, голос все отчетливей: «три сажени, четыре…». Какой-то мерный, неясный гул, гнусное чавканье рыб – мы погружаемся: «пять саженей…» – противное чавканье сменяется жуткой какофонией: «полное погружение!..» – тишина: пять секунд, десять… Нет, я не слышу, я – ощущаю каждой клеткой, ощущаю тяжелые стоны Глубин… мне страшно… что-то происходит… опять чей-то голос. Что, что он говорит?.. я не могу разобрать… о Левиафанах?!.. теперь я различаю каждое слово… о, Боже! Какой нечеловеческий голос: "…Самая недоступная точка Земли – дно. Так было, есть и будет. Кромешная темнота. Мрак. Самая мрачная точка Земли. Так было, есть и будет до тех пор, пока не высохнут моря и океаны, и тогда растрескавшаяся, безжизненная планета будет нескончаемо вращаться по своей орбите, а жизнь на ней станет историей.