- Вишь, заклевал мне голубку хорошую. Затоптал всю, злой такой турман, - пожаловался он девочкам, которые вошли и сели у двери на один шаткий стул.
Он возился с птицей минут десять, мазал ей поклеванную шейку, дул на розовую головку. Потом закрыл клетку и обернулся к ним.
- Лид, а Танька-то твоя дылда какая, я думал, маленькая, - заметил он.
- Она меня на три года моложе, а вот на столько выше, - объяснила Лидка положение вещей. И правда, хотя Лидке уже исполнилось шестнадцать, она была небольшого роста, и Танька в этом году ее сильно переросла. Зато Лидка была просторная, с мясом, как говорила их бабушка, а Танька сухая как саранча.
- Че, тебе тридцать четыре рубля надо? - спросил он у Таньки.
- Тридцать два можно, - ответила Танька, вспомнив про два рубля серебром.
- Чтой-то холодно сегодня, - озабоченно вдруг сказал Паук и пошевелил задумчиво в кармане брюк. - А ты иди, иди, - обратился он к Лидке.
- А деньги-то? - спросила Лидка.
- А принесешь когда? - поинтересовался он.
- Пятнадцатого принесу, в получку, - пообещала Лидка.
- Ну ладно. А пока не принесешь, пусть она ко мне ходит, - он засмеялся, - процент платить.
Он вынул из кармана целый пук мелких денег и отсчитал тридцать два рубля трешками и рублевками. Лидка не постеснялась, пересчитала.
- Иди себе, иди, - велел ей Паук, и она тихонько выскользнула в дверь.
Танька с облегчением вздохнула: набрала она денег на свое дело, набрала...
Шурик еще пошевелил в кармане:
- Ну что, посмотреть-то на него хочешь?
- Нет, - улыбнулась простодушно Танька, - мне бы поскорее.
- Ну ладно, - не обиделся Паук, - сядь тогда на лестницу, вон туда, он указал ей на третью перекладину приставленной к лазу на голубятню грубо сбитой лестницы. - Да валенки надень, надень, замерзнешь, - разрешил он, когда увидел, как она стягивает из-под пальто кое-какую одежку и протягивает через нее голые цыплячьи ноги...
В тот учебный год, год слияния мужских и женских школ, зацветали даже сухие веники: сразу у двух учительниц сбежали мужья к каким-то, само собой, молоденьким сучкам, новый литератор Денискин влюбился в практикантку Тонечку и скоропалительно женился, незамужняя учительница рисования, которая ходила с большим животом последние десять лет, вдруг ушла в декрет, и даже Анна Фоминична, под насмешливыми взглядами всего педагогического состава, тяжело кокетничала с овдовевшим математиком. Дежурные выметали из классов бессчетные записочки, а одной девятикласснице из очень приличной семьи сделали аборт в роддоме как раз имени Крупской, за что Анну Фоминичну вызывали в роно и сильно прикладывали. Было еще много всяких тайных любовных вещей, про которые никто не знал.