– У него кто-то есть? – спросила Верочка, замирая от благоговения.
– Из новостей. – Раиса выдвигала один за другим ящики стола, искала кружку, нашла и посмотрела скептически – мыть или не мыть. Решив, что мыть не стоит, она выбралась из кресла и постучала к Кире: – Я у тебя чайку налью, Кира?
Верочка прислушалась.
Главный опять бушевал – не так громко, как полчаса назад, но все же в приемной и даже в коридоре было слышно.
– Я вас уволю к чертовой матери, – кричал он за тонкой стеной, – и мне плевать, где вы работали раньше и что вас сюда пристроил ваш папа! Пусть тогда папа приходит и пишет! Что это такое – за час до сдачи номера такие выкрутасы! Что вы себе позволяете?!
Верочка еще немного послушала его крики – как музыку, потому что очень гордилась собой. Ей-то строгая, чопорная и холодная акула Кира Ятт сказала, что “все ничего”! Она, Верочка, написала такой материал, что сама Кира сказала “ничего”! Это было несколько ниже Нобелевской премии по литературе, но все же выше Букеровской – по крайней мере, она именно так это себе представляла.
Верочка вырулила из приемной и тихонько прикрыла за собой дверь. Она была в самом конце коридора, когда ее обогнала высоченная патлатая девица, похожая на внезапно вспугнутую дикую лошадь. Каблуки у нее стучали, глаза были полны слез, и папка, которую она судорожно прижимала к плоской груди, выглядела щитом – последним оплотом погибающего воина.
– Привет, – с любопытством проговорила Верочка.
– Привет, – выдавила девица, – я… тороплюсь очень, извини.
Оно и видно, подумала Верочка. Небось папе нужно срочно позвонить, наябедничать. Главный, конечно, не подарок, зато умен, хорош, и журналист блестящий, и мужчина хоть куда – не справиться тебе с ним, дорогая. Даже с помощью папы не справиться! У главного скорее всего свой папа имеется, и ничуть не хуже твоего, а может, даже и лучше.
Девица, по-лошадиному переставляя длинные ноги, неслась в сторону отдела новостей, когда наперерез ей выдвинулся откуда-то Григорий Алексеевич Батурин. Выдвинулся так неожиданно, что они столкнулись, и девица даже покачнулась.
– Простите, Григорий Алексеевич, – сказала она хрипло, – я… тороплюсь.
– Ничего, – ответил Батурин после паузы, – все в порядке.
Очевидно, не все было в порядке, потому что он как-то судорожно перехватил палку, на которую опирался, и даже на секунду взялся рукой за белую стену.
Кобылица сделала движение, как будто намеревалась его поддержать.
– Спасибо, не нужно, – твердо сказал он, – я же говорю, что все в порядке.
Просто так таращиться на них, стоя посреди пустого коридора, было неловко, а Верочке очень хотелось посмотреть продолжение. Особенно после того, что рассказала акула. Собственно, она почти ничего не рассказала, но бывший военный корреспондент – боже мой, как романтично! – заинтересовал Верочку, которая раньше на него не обращала никакого внимания.