Человек на балконе (Валё, Шёвалль) - страница 111

— Нигде. То есть дома. На Бондегатан. Я был болен.

— Дома, естественно, вы были один, да?

Это спросил Колльберг. Он говорил саркастическим тоном.

— Да, — сказал мужчина.

— Ваша фамилия Франсон, да? — дружеским тоном спросил Мартин Бек.

— Нет. Моя фамилия Фристедт, — ответил мужчина. — Неужели вы должны так выкручивать мне руку? Мне больно.

Мартин Бек кивнул полицейскому в кожаной куртке.

— Хорошо. Садитесь в автомобиль.

Они с Колльбергом отошли в сторонку, и Мартин Бек спросил:

— Как по-твоему? Это он?

Колльберг почесал в волосах.

— Не знаю. У него вполне нормальный и приличный вид. Что-то тут не так. Но по описанию он похож, да и удостоверение личности предъявить не может. Нет, не знаю.

Мартин Бек подошел к автомобилю и открыл заднюю дверцу.

— Что вы делаете в Юргордене? — спросил он.

— Ничего. Пришел погулять. Что все это значит?

— И удостоверение личности вы предъявить не можете?

— К сожалению, нет.

— Где вы живете?

— На Бондегатан. А почему вы меня расспрашиваете?

— Что вы делали во вторник?

— Позавчера? Я был дома. Я болел. Сегодня я впервые за четырнадцать дней вышел на улицу.

— Кто может это подтвердить? — сказал Мартин Бек. — У вас был кто-нибудь, когда вы болели?

— Нет, Я был один.

Мартин Бек забарабанил пальцами по крыше автомобиля и посмотрел на Колльберга. Колльберг открыл дверцу с противоположной стороны, заглянул в автомобиль и сказал:

— Можно поинтересоваться, что вы говорили около получаса назад в Грёндале?

— Простите?

— Сегодня вы стояли в Грёндале и что-то говорили.

— Ах да, — сказал мужчина.

Он улыбнулся и продекламировал:

— «Я, как больная березка, что сохнет уже с юных лет. Подстилаю листья, когда ветер ликует, он лишь крону мою соблазняет». Вы это имели я виду?

Полицейский в кожаной куртке, открыв рот, глазел на мужчину.

— Фрёдинг[6], — сказал Колльберг.

— Да, — кивнул мужчина. — Он умер в Грёндале. Он вовсе не был старый, но страдал психическим заболеванием.

— Кто вы по профессии? — спросил Мартин Бек.

— Я мясник, — ответил мужчина.

Мартин Бек выпрямился и посмотрел поверх крыши автомобиля на Колльберга. Тот пожал плечами. Мартин Бек закурил и сделал глубокую затяжку. Потом наклонился и снова посмотрел на мужчину.

— Ну хорошо, — сказал он. — Начнем с самого начала. Как вас зовут?

Солнце раскалило крышу автомобиля. Мужчина на заднем сиденье вытер пот со лба и сказал:

— Вильгельм Фристедт.

Мартина Бека со стороны можно было принять за неотесанного провинциала, который с легкостью позволит себя одурачить, а Колльберга — за убийцу-эротомана. Рённу можно было приклеить фальшивые усы и бороду и внушить кому-нибудь, что это Дед Мороз; какой-нибудь путающийся свидетель мог бы даже утверждать, что Гюнвальд Ларссон — негр. Несомненно, можно было бы переодеть полицейского начальника дорожным рабочим, а шефа государственной полиции — пнем. Очевидно, даже удалось бы внушить кому-нибудь, что министр внутренних дел — самый обыкновенный патрульный. Так же как японцы во время второй мировой войны или как какие-нибудь одержимые фотографы, человек мог бы замаскироваться под куст и утверждать, что его никто не узнает. Людям можно внушать практически все, что угодно.