— Ну-ка расскажи еще раз! — велела панна сотникова.
— Ну… — Гринь вздохнул. — Появились, стало быть, они и спрашивают: чего, мол, тут происходит? Потом ко мне: жив братик? Я и смекнул — нечисто дело. Главного, в доспехе который, Рио зовут; того, что пана бурсака подранил, — Хвостик; а ведьму эту клятую (парень не выдержал, сплюнул) и вовсе — Сало!
Девушка невольно усмехнулась. Хороши имена! Немцы? Вряд ли!
— А молодой — он вроде как лекарь, К'Рамольником кличут. Мы как в хату пришли, он вместе с этой ведьмой братика смотреть стал. Мол, не захворал ли. А как цацку золотую увидели, обрадовались, и к этому старшому — Рио. Тот тоже обрадовался…
Село приближалось. Возле крайней хаты мелькнула темная фигура. Девушка нахмурилась и невольно коснулась сумы, где ждали своего часа пистоли.
— Я так понял, панна Ярина, — ждали они кого-то. Вроде как проводника.
Ярина кивнула — что-то подобное говорил и пан Рио…
— Стой! А ну, стой!
Из-за ближайшего плетня выбежали четверо, загородили путь.
— Кто такие?
Пугаться или пистоли доставать было не к чему. Это оказались свои — местные черкасы-подсоседки, поднятые среди ночи по тревоге.
Объяснились быстро. Ярина не ошиблась: сторожа видела беглецов. Не только видела, но и задержать пыталась. Да не смогла: верховых коней у местных посполитых не оказалось, и всадники ушли дальше на юг — к Минковке.
С шага перешли на рысь. Минковка была рядом, за горбом. А там уж беглецам деваться некуда. В селе — тоже сторожа, но уже не из подсоседков, а из настоящих Черкасов. Эти не пропустят.
— Как думаешь, Гринь, зачем им твой брат? Парень насупился, отвернулся:
— Так… Оно и говорить нехорошо, панна сотникова. Батька его — исчезник, чортяка. А эти — оттуда же, видать. Родичи!
Ярина еле сдержала усмешку. Как это бедняга-Хведир назвал? Фольклор? Вот уж точно, фольклор! Но пергамент с золотой печатью заставлял задуматься. И вправду — приходит в Гонтов Яр чуж-чуженин, явно издалека, женку заводит, сын рождается. Потом этот чужак куда-то исчезает, а затем… Затем за сыном приезжают — тоже издалека! Приезжают, на амулет смотрят, что батька оставил… Интересно, в каких это краях на подорожные золотые печати вешают?
— Слышь, Гринь, а батька братика твоего куда девался? Отвечать чумаку явно не хотелось. Он вздохнул, скривился:
— Мы с ним… Подрались мы. Очнулся — нет его. Да только потом он вроде как приходил — цацку золотую братику оставил.
Девушка согласно кивнула — сходится. Не иначе, прятался чужак. Забрался подале, да только и здесь нашли. Вот и ушел, а сына оставил. Думал, наверное, что младень в безопасности будет. А не вышло!