– Самому противно, – честно признался Арцеулов, прекрасно помня, как относился к штабным. – Не по своей воле, ей-Богу! Лучше скажите, кто из наших еще остался? Я, кажется, помню всю вашу роту.
– Никого, Ростислав, – ответ прозвучал спокойно и грустно. – Я – последний. Всех похоронил, представляете… Сейчас набрали желторотиков из Симферополя и пленных краснопузых – вот и воюй!
Куда-либо ехать расхотелось. Андреич, несмотря на доцентское прошлое, воевал с пятнадцатого года, и на его слова можно было положиться. Ростислав, достав карту, уточнил некоторые детали: обстановка была вполне понятна. Пташников пожал плечами:
– Хуже чем под Екатеринодаром. Там хоть можно было верить, что солдаты не побегут при первом выстреле. Красные – еще ладно, а вот если появится Батька Упырь со своими тачанками… Еще не встречались?
Арцеулов покачал головой. С махновцами, о которых он был наслышан еще в Сибири, воевать не приходилось.
– Ваше счастье. Я познакомился с ними под Волновахой, почти год назад. Удовольствие – ниже среднего. Воюют, как боги… Или как дьяволы, уж не знаю…
Пташников предложил расположиться на ночь в его хозяйстве: рота стояла на северной околице. За столом сидели долго, вспоминая Ростов, марш к Екатеринодару, блуждания по кубанской степи. Теперь это казалось страшной сказкой, или, может, легендой.
– Мы продули, – Пташников говорил спокойно, но в голосе звенела боль.
– Знаете, Ростислав, я часто думал: почему? Дело ведь не в господах пейзанах и нашей дурацкой привычке хвататься за шомпол. Краснопузые ведут себя не умнее…
Арцеулов невольно вспомнил слова полковника Любшина, странные рассуждения Семирадского и свои собственные беседы с неумытым комиссаром Степой.
– Им помогают… – он пожалел о вырвавшихся словах, но тут же повторил. – Им кто-то помогает, Андреич! Мне кажется, Смуту вообще задумали не большевики: у них на это ума бы не хватило…
– Вы о жидо-масонах? – скривился штабс-капитан. – Славик, вы же интеллигентный человек! Масоны – это…
Арцеулов покорно выслушал лекцию о масонах – доцентские привычки еще чувствовались у бывалого фронтовика. Ростислава подмывало рассказать о Бессмертных Красных героях, а еще больше – о монастыре в горах Тибета. Но говорить об этом не следовало: бывший приват-доцент не поверит. В таврических степях ему самому порою казалось, что все виденное – сон, вернее – ночной кошмар.
– Андреич, вы, кажется, историк? – поинтересовался Арцеулов, желая сменить тему.
– Помилуйте, Славик! Вчера сообразил, что забыл даже дату битвы при Грюнвальде…
– Вы профессора Валюженича знаете? Он американец…