- Я грязный поляк, господин,- покорно повторил бедняга.
- Теперь верно,- заулыбался довольный капо и икнул так, что на глазах показались слезы.
Узников ежедневно гоняли на плац для занятий "гимнастикой" и "спортом". Занимались, конечно, босиком, несмотря на то что вся территория была покрыта мелким острым щебнем, старыми гвоздями и разным хламом. Чаще всего они маршировали. Палачи всегда находили повод придраться и избивали тех, кого муштровали. И маршировка и мордобой входили в строго разработанную систему уничтожения людей.
- Раз, два, три, четыре!
А в нескольких километрах от них, над Освенцимом, стоял столб пламени. В лесах, окружающих карантинный лагерь, поднимались огромные клубы дыма!
- Ать, два, три, четыре!
- Проклятые ублюдки, вы маршируете, как старые брюхатые бабы.
Напротив карантинных бараков работали плотники. Человек пятнадцать измученных евреев таскали по дороге, недалеко от марширующих, огромный, непомерно тяжелый каток. Часовой на вышке не упускал их из поля зрения.
- Не так! Не так! Не так, идиоты!- кричит на них охранник. - Еще раз штрафное упражнение! Лечь! Перевернуться! Встать! Лечь! Перевернуться!. . Встать! Шнель! Шнель!
За каждым словом следует удар кулаком, сапогом, дубинкой или кнутом.
А в воздухе уже пахнет весной, пахнет, но только не здесь, где все отравлено смрадом сжигаемых тел.
Карантин. Вечерами полагалось лежать на нарах, головой к проходу. Около каждого клали мизерный кусочек хлеба, который узники хватали молниеносно. Они лежали все вместе: чиновники высоких рангов, и рабочие, и бывший министр связи семидесятидвухлетний Тулодзетский.
Карантин. Старший по камере задушил полотенцем пленного, у которого были золотые зубы, и выменял на них у эсэсовца литр водки.
Карантин. Маршировка под звуки дразняще веселой немецкой песенки, переделанной в марш. Лагерь, где я нахожусь уже Много месяцев, много лет...
Те, кому не удавалось отчетливо произносить немецкие слова, и те, кто забывал их, пели лежа, уткнувшись лицом в щебень.
Карантин. Коллективное наказание за "проступки". Неоднократно их оставляли неподвижно стоять на плацу, заложив руки за голову, с девяти вечера до середины следующего дня.
Карантин. Бесконечные очереди около маленькой уборной, когда судороги переворачивают все внутренности. Три минуты в туалете, а затем вон - палки, тяжелые, как гири, кулаки и кованые сапоги не дадут задержаться. Но почти все заключенные страдают расстройством желудка, поэтому вновь в очередь, где стоят несколько сотен больных. И опять три минуты, кулаки, палки.