— Просто «шиир-о-ко-ка-пи-тан-жонс»? — на свой манер изменила она монотонное пение Сирокко. Когда титанида вздыхала, ее ноздри с силой расширялись, но грудь при этом оставалась неподвижной.
— Это очень длинное имя, но не лишено серьезности, прошу извинить меня. Вы что, такой безрадостный народ, что называете себя такими именами?
— Мы не сами выбираем себе имена, их выбирают для нас, — пропела в ответ Сирокко, чувствуя непонятное смущение. Ее имя и в самом деле звучало скучно по сравнению с весело пропетым именем титаниды.
— Наша речь отличается от вашей, она не такая певучая.
До Диез улыбнулась, и это была совершенно человеческая улыбка.
— Ты разговариваешь голосом тонким, как тростник, но ты нравишься мне. Если ты не против, я хотела бы пригласить тебя к нам домой.
— Мы бы с радостью приняли твое приглашение, но один из нас ранен. Нам необходима помощь.
— Кто из вас? — вопросительно пропела титанида, уши ее при этом тревожно затрепетали.
— Это не я и не Габи, а третий из нас. У него сломана кость ноги.
Во время разговора Сирокко заметила, что язык титаниды включает женские и мужские местоимения. Фрагменты песенного языка включали понятия матери мужского и женского рода, в голове Сирокко мелькали даже менее похожие понятия.
— Сломана кость ноги, — пропела До Диез, уши ее при этом произвели сложные движения как при сигнализации флажками. — Если я не ошибаюсь, это довольно серьезно для таких людей как вы, не имеющих запасных ног. — Она подняла свой посох и коротко пропела в небольшой выступ на его конце.
У Габи от удивления округлились глаза.
— У них есть радио? Роки, объясни мне, что происходит?
— Она сказала, что позвала доктора, и что у меня скучное имя.
— Билл нуждается в докторе, но это должен быть настоящий врач.
— Ты думаешь, я не знаю этого? — сердито прошипела в ответ Сирокко. Но, черт побери, Билл выглядит слишком плохо. Если даже у этого доктора нет ничего, кроме пилюль для лошадей, то хуже Биллу от того что он осмотрит не будет.
— Что у вас за речь? У вас респираторное расстройство? — спросила До Диез.
— Нет, мы таким образом разговариваем. Я…
— Пожалуйста, простите меня. Моя мама говорит, что я должна учиться тактичности. Я просто… — Она пропела мелодию, которую Сирокко не сумела перевести, конец фразы был: есть многое, чему надо учиться, чего невозможно получить в утробном развитии.
— Я понимаю, — пропела в ответ Сирокко, хотя поняла она далеко не все. — Мы должны казаться странными тебе. А ты, конечно, в свою очередь, нам.
— Я? — Тональность ее песни выдала, что эта мысль была для нее новостью.