Но тоска затопляла все волнами горячего отчаяния, балансирующего на грани истерики - между позывом к надрывному хохоту и дикими, неуемными рыданиями.
С замирающим сердцем и готовностью сорваться на смех или слезы я прошлась у метро "Динамо", обходя киоски и вдыхая ставшим теперь дорогим воспоминанием запах гамбургеров.
У закутанной в меха девушки купила красную распустившуюся розу на длинном стебле, прижала её к носу и почему-то почувствовала себя юной и сильной, полной желания властвовать и восхищать. В рукав моего жакета с обычными речами уличного приставалы вцепился живописный кавказец. Я легко отшила его, несясь на волнах своей любовной тоски.
Увидев в витрине понравившийся мне тогда мужской шарф, я тут же приобрела его и нацепила на шею, замирая от нежности, будто этот кусок шерстяной ткани был соучастником моего короткого счастья.
Уже совсем стемнело - над проспектом светился коридор оранжевого неона, а на липах зажглась пестрыми огоньками паутина крошечных лампочек. Я не могла проехать мимо, резко затормозив у поворота к Академии имени жуковского. Темная громада каменного генерала выглядела совсем одинокой на заснеженном пятачке скверика. Перебравшись через наваленный у обочины бурый сугроб, я подошла к памятнику и возложила на черный гранит свою алую розу: ведь и этот символ российского воздухоплавания был живым мужчиной, любившим, должно быть, и потерявшим кого-то. Так уж устроено на этом свете: рождение чревато смертью, встреча - прощанием, любовь - разлукой... как иногда спасительно действуют на раненную душу стопудовые банальности типа "Любовь, рифмуется с кровь", "чем дольше разлука, тем радостней встреча"... Я с улыбкой кивнула генералу: "Любовь смертна, а научный прогресс - вечен. Посему успешно процветает начатое вами, уважаемый... (я не могла разобрать выбитое на камне имя) дело".
И не успела вскрикнуть - человек, подкравшийся сзади, сильным рывком развернул и прижал меня к себе, закрыв поцелуем рот. Я сразу узнала губы Юла. Мне не надо было открывать зажмурившихся от неожиданности глаз, задавать себе вопросы, думать, сомневаться - все встало на свои места. Счастье, наверно, таким и должно быть - самодостаточным, когда ни добавить, ни убавить уже ничего нельзя.
мы молчали и в машине. Юлий за рулем, я в полуобмороке блаженства рядом. Молча поднялись по лестнице на третий этаж старого кирпичного дома в переулке за Боткинской больницей. Ничего не спрашивая, я шагнула за порог его квартиры, сняв с себя, набросила на его шею шарф и, притянув этим арканом безропотную жертву, впилась в его губы. С какой-то дикой страстью, удивившей меня. Я превратилась в другого человека - в чувственную и сильную чертовку, которая восхищала и пугала меня. Но именно такую женщину желал мой страстный любовник, готовый к бою "до последней капли крови" - до тех манящих и опасных высот экстаза, которых может достичь физическая близость...