- Лень, "Не уезжай ты, мой голубчик" знаете?"
- Как раз мой любимый романс! А давайте, Евгения Михайловна, попробуем на два голоса? Потихоньку... - предложил Леонид.
- Отчего же потихоньку, я могу и громко. В музшколе всегда солировала. - Евгения стала рядом и почти не примериваясь и не подстраиваясь они запели дуэтом так, будто репетировали ежедневно. На душе у Евгении было странно приятно, как-то душераздирающе сладко - ведь пела она про Лешу, обращалась к нему, но пела с другим - голос к голосу, наслаждаясь послушным партнерством и тем, что этот человек, такой милый, легкий, чуткий думает сейчас о том же - о ее любви к Алексею и своем соперничестве с ним. И абсолютно, как сказала мать, безнадежно...
Им бурно аплодировали и просили "что-нибудь еще". Певцы долго копались в вариантах, и , наконец, вытащили из памяти романс "Гори, гори, моя звезда", который Леня исполнил один, шутливо-страстно поглядывая на Женю.
Когда фортепиано затихло и музыкант крутанулся на стульчике, представив гостям свое раскрасневшееся мальчишески- проказливое лицо, Женя чувствовала себя по- новому счастливой, а утренний эпизод с журнальной фотографией показался вовсе не пустяшным знаком судьбы.
"Ну что же, у него там своя жизнь, у меня здесь - своя", - с отчаянной решимостью постановила она.
Леонид вызвался проводить Евгению до дома (идти-то два переулка), так как она оставаться у родителей не смогла, надо было кое-что приготовить для занятий к завтрашнему утру. И они вышли в сырую мартовскую ночь. Насыщенный моросью воздух показался особенно свежим и ясным после комнатной духоты. "Перед весной бывают дни такие: под плотным снегом отдыхает луг, шумят деревья весело - сухие, и теплый ветер нежен и упруг"... - вдруг прочитала Евгения вынырнувшие откуда-то из памяти по зову мартовского ветерка ахматовские строки.
- Это, наверное, Ахматова? Или Цветаева? Стыдно, но я их что-то путаю, - смутился Леонид.
- Действительно стыдно. Особенно с вашим слухом, Леонид. Ведь они такие разные! - удовлетворенно наблюдала замешательство кавалера Евгения. Но тот хмурил лоб и сжимал губы оказывается по другому поводу. Наконец в его глазах блеснула странная решимость::
- Вспомнил! - капитан остановился под фонарем, не замечая падающей с крыши на его жесткие погоны капли, прочел:
- Я Вас люблю и я бешусь, что это труд и стыд напрасный, и в этой глупости ужасной у Ваши ног я признаюсь!
- Ну это ясно - Пушкин. Только Вы что-то спутали, с фальшивой бодростью заметила Евгения, понимая, что цитата совсем не случайная.