- Покажи.
- Не здесь. А то еще увидит кто-нибудь и подумает: откуда это у нее?
Она обняла его, и они, виляя из стороны в сторону, пошли по улице. Терхо слепил снежок и запустил им в фонарный столб. Эйла сунула снегу ему за шиворот и побежала. На лестнице она отколупнула ногтем большой кусок краски со стены и остановилась в нерешительности - идти или не идти. Терхо сказал, что хозяева ушли на прогулку. Через полчаса после того, как он и Эйла вошли в квартиру, хозяева и вправду отправились гулять всей семьей. В передней долго обсуждался вопрос о том, брать ли с собой санки. Санки взяли. Терхо пошел на кухню варить кофе. У него был собственный кофейник и чашка. Эйла пошла вместе с ним и с любопытством разглядывала комнаты. Ей пришлось пить из чашки товарища, которую Терхо для верности вымыл, хотя она выглядела вымытой. В ящике его письменного стола была бутылка, слоеное пирожное и похожие на пропеллер сливовые пирожные. Они накрыли на письменном столе. Эйла заглянула под кровать Терхо.
- Все еще там!
- Что?
Эйла достала из-под кровати сверток. В нем был красный шелковый колпак для кофейника. Терхо надел его на голову и, гримасничая, подошел к зеркалу.
- Это для кофейника, чтобы не остывал.
- А что у меня голова простынет, ты не боишься?
- Как ты заботишься о себе! Держи голову в холоде, а кофе горячим.
- Пей кофе, пока горячий, девчонку люби, пока молода. Она взяла колпак и накрыла им кофейник.
- Пей, не то остынет.
На них напал безудержный смех. Терхо взял брошь Эйлы и стал ее рассматривать.
- Вот ведь какие теперь делают броши.
Выпив кофе, они прилегли на постель товарища. Лежали они головами в ногах кровати, так что в окно им была видна белая крыша и такое же белое небо. Границу между ними невозможно было различить. Уже смеркалось. Половина дня была из белизны, половина - из сумрака. Устойчивого, прочного света не было.
- Отчего ты такая робкая? Ты стыдишься меня или боишься? Почему? спросил Терхо.
- Ну как же ты не понимаешь, - быстро ответила Эйла. - Я хочу, чтобы все оставалось между нами. Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел.
- Пусть видят, нам-то что.
- Ну, я не могу объяснить.
- В любви и на войне не объясняют.
Хозяева вернулись с прогулки, и они умолкли. В соседней комнате девочка начала играть на скрипке. Следовало бы зажечь свет, но они не мешали тьме сгущаться вокруг. Они чувствовали друг друга по всей длине тела, и им казалось, что они могут пролежать так сколько угодно.
Хозяева включили приемник - почти сразу же на полную громкость.
- Какая мерзость, - сказала Эйла.