Тот, закутанный в плащ с головы до ног, не шевельнулся. Сигурд остановился, глядя на чужака так же пристально, и вдруг ему почудилось, что перед ним призрак. Незнакомец повернул коня вдоль склона, все еще не отрывая глаз от Сигурда. В эту минуту дождь хлынул с новой силой, и, когда Сигурд протер забрызганные водой глаза, силуэт неизвестного всадника уже таял в тумане.
Сигурд заморгал.
— Это альв, чтоб мне провалиться! — пробормотал он вслух, на мгновение забыв о том, что промок до нитки, — так затрепетало его сердце. Затем он стремглав помчался вниз по склону, чтобы рассказать об этой встрече Торарне, — та, похоже, знала древние предания как никакой другой скиплинг.
Она истово хранила свою веру, хотя вокруг все меньше людей верили в истинность незримого мира и его обитателей. На бегу Сигурд сунул меч в ножны, с улыбкой представляя себе, как изумится Торарна, когда услышит его рассказ.
Однако когда он прибежал домой, то увидел, что Торарна совсем не настроена выслушивать его россказни. Она чесала шерсть, а это занятие означало, что бабка на кого-то или на что-то особенно зла. Сегодня она дергала волокна с такой силой, словно это были жилы ее злейшего врага.
— Подумаешь! — фыркнула она, враждебно сверкнув глазами, когда запыхавшийся Сигурд изложил свою историю. — Альв ему почудился, надо же!
Просто ты заснул, и тебе это все приснилось. Значит, всадник подъехал к тебе и пристально на тебя глазел? Немалая наглость, если вспомнить, что альвам в этом мире не место. Я бы не удивилась, если б он вздумал тебя похитить. Да погляди ты на себя — весь промок и заледенел, точно рыба!
Разве взрослый мужчина в своем уме будет бродить под дождем? Верно, у тебя начинается лихорадка, вот тебе и мерещатся всякие всадники!
— Да нет у меня никакой лихорадки. — Сигурд повесил мокрый плащ и присел у очага, сунув ноги в войлочные боты. Недоброе предчувствие шевельнулось в нем, когда он заметил, что Торарна не чешет шерсть, а раздирает ее в клочья, которые сыплются к ее ногам. Руки у нее тряслись, а подозрительно блестящие глаза смотрели в никуда, точно видели что-то далекое и зловещее.
— Бабушка, что-то стряслось? — спросил Сигурд.
— Стряслось! Да что ты, мальчишка, в этом смыслишь?
— Я уже не мальчишка, — мягко напомнил он, но бабка в ответ только фыркнула. Когда это было ей выгодно, Торарна безжалостно одергивала Сигурда, как двенадцатилетнего несмышленыша. Девять лет назад у нее хватало сил на то, чтобы выпороть его ивовым прутом, и даже сейчас она частенько этим грешила.
Сигурд задумчиво и грустно смотрел на бабку, теперь только осознавая, как высохла и съежилась она за эти годы. Куда же девалась вся ее живость?