Марч прервал монолог хозяина:
— Вы совершенно уверены, что полковник говорил о разводе с женой?
— Конечно уверен! Что, я буду придумывать? Он сказал, что у него с этой женщиной все кончено, а сразу после похорон Конни Брук она уберется из поместья. Еще говорил, что уже предупредил об этом сестру, а после похорон и все остальные будут в курсе.
— Я вижу, что полковник беседовал с вами как с близким человеком.
Бартон тяжело оперся ладонями о колени и хрипло ответил;
— Мужчине тоже надо иногда выговориться, тогда становится легче. А у меня в жизни тем более были похожие проблемы, он знал.
Когда собеседник немного успокоился, полицейский спросил:
— Беседа в самом деле была очень доверительной. Не заметили ли вы в его словах чего-либо, что могло указывать на намерение совершить самоубийство?
Хозяин неодобрительно взглянул на Марча:
— Нет, такого точно не было.
— Видите ли, рассматривается версия, что это было не убийство, а самоубийство. Бывает, что человек, который внезапно узнает, что жена изменяет ему, решает, что лучше покончить счеты с жизнью.
Кулак мистера Бартона с грохотом опустился на стол.
— Но только не полковник Рептон! Да я на Библии готов поклясться, что о самоубийстве он и не помышлял!
Роджер думал только, как избавиться от этой особы, говорил, что дело быстро пройдет через суд. А если человек строит планы, то при чем здесь самоубийство, прав я или нет?
— Согласен с вами.
— Скажите, когда это произошло?
— Еще в половине пятого полковник был жив, а в пять его нашли мертвым. Он сидел за столом в кабинете.
— Значит, когда я с ним говорил, яд уже был в графине. Знай он, что виски отравлено, никогда бы не предложил мне выпить, даже в шутку.
— Если был уверен, что вы откажетесь, мог бы и предложить.
Хозяин снова стукнул кулаком по столу.
— Да никогда в жизни! Подумать только — цианид! Этот яд убивает мгновенно. Повторяю: никогда настоящий мужчина не стал бы с этим шутить и предлагать другу отравленное виски.
— Так ведь вы бы и не выпили его, сами сказали.
Бартон покачал головой:
— Нет, ему бы такое и в голову не могло прийти, другой закалки был человек. А о самоубийстве и не помышлял, клянусь, это правда. Уж я-то его хорошо знал.