Катерина сдавленным голосом сказала:
— Неправда, она мне его подарила.
— Ну-ну. Знаешь, когда дело дойдет до суда, боюсь, эта бумага послужит доказательством, что ничего подобного она не делала.
И опять Катерина смогла только выдавить:
— До суда…
— Вот именно. Видишь ли, это бизнес, а я бизнесмен. Не хочу, чтобы на этот счет кто-то ошибался. Я уже сказал Хоулдернессу…
От ужаса Катерина пришла в себя. Страх, парализовавший ее, превратился в движущую силу.
— Джеймс, ты же не думаешь…
— Думаю, — коротко сказал он и добавил: — Советую тебе поверить, что я так и сделаю.
Карр и Фэнси вернулись в полседьмого и в Лентоне взяли такси. Они приехали оживленные и голодные. Фэнси великолепно провела время, она встретила друга, который не только сводил ее на ленч, но и представил трем разным людям, каждый из которых обещал помочь ей с устройством на работу.
— Один из них занимается кино, — рассказывала она возбужденно. — Он отметил мою фотогеничность, а я согласилась, что это так, потому что я умею сниматься. И показала ему фотографии, которые были у меня в сумочке, я без них никогда в город не езжу, мало ли что может случиться, правда? Он сказал, что покажет их своему другу, он большая шишка в «Атланта студиос», и тот, конечно, скажет «да». Если я получу работу в кино, это будет великолепно!
Карр обнял ее.
— Дорогая, ты не сможешь играть.
Она широко открыла глаза.
— Почему?
— Я видел твои прошлые попытки.
— Ах, ты видел… — В ее голосе не было злости. — Думаешь, это имеет значение? Знаешь, даже смешно так говорить, большинству зрителей я понравилась. И у меня еще не было приличной роли — только две фразы.
Карр рассмеялся.
— Дорогая, ты была отвратительна.
Рета размешивала салат и слушала их милую болтовню. «Никогда он так не смеялся, — подумала она. — Вряд ли у них будет помолвка. Она ему не подходит. Интересно, что из этого выйдет? У нее больше сердца, чем у Марджори, хотя меньше и невозможно было иметь. О, Господи, зачем ты даешь нам детей!»
Но какое бы ни ждало их будущее, сейчас Карр был на подъеме. Он заходил в офис, встретил там Джека Смидерза, который пребывал в восторге от выгодной продажи прав на фильм. Он красочно описал рукопись, которую они называли открытием века, написанную претендующим на непогрешимость джентльменом, имеющим определенное имя в политике.
— Это словно труд десятилетнего ребенка — нет ни знаков препинания, ни заглавных букв, а джентльмен утверждает, что это последнее слово и гениальная простота. Смидерз говорит, что это гадость, но с такими вещами никогда не знаешь, что получится. Между гениальной вещью и гадостью граница очень тонкая, и мы знаем немало хитов, которые сильно отступали от этой грани в ту или другую сторону.