Энн сделала порывистый жест и накрыла ладонью руку Томаса Джоселина. Вторую руку она протянула ладонью вверх к Филипу.
— Дядя Томас, я должна поблагодарить тебя — сейчас же, незамедлительно, — потому что теперь мне все ясно. Я поняла, что произошло и о чем не подозревал Филип. Благодаря тебе я узнала, что случилось и как была совершена ошибка, — она убрала руку и повернулась к Филипу: — Боюсь, я успела невольно оскорбить тебя, когда мы говорили об этой досадной ошибке, и теперь я сожалею об этом. Очень прошу простить меня. Видишь ли, я не понимала, сак ты мог ошибиться. Мне все время казалось, что меня бросили… — она осеклась и отвернулась. Филип не смотрел на нее. Она откинулась на спинку стула и на минуту закрыла глаза.
Филип остро ощущал каждое ее движение. Он выглядел бесстрастным, как изваяние, но мысли лихорадочно вертелись у него в голове. Как ловко, чертовски ловко она протянула руку, понизила голос! Энн не была настолько умна. Энн вообще не отличалась умом. Зато она любила жизнь. Ей нравилось добиваться своего, некоторое время она любила мужа. Внезапно Филипа словно окатили ледяной водой: «А если это не игра, а подлинные чувства… если это Энн?..»
Всех присутствующих охватило минутное смущение. Лилла придвинулась поближе к Перри, взяла его за руку и слегка пожала пальцы. Она напоминала маленькую пеструю птичку, которая ищет убежища. Под ее расстегнутой шубкой виднелся розовый джемпер, нитка молочно-белых жемчужин и бриллиантовая брошка. Она излучала тепло, мягкость и доброту. Лилла жалась к Перри, который не скрывал смущения — он ненавидел скандалы и сцены, а семейные сцены — в особенности. Будучи весьма высокого мнения о Филипе, Перри желал и ему, и всем вокруг такого же счастья, каким наслаждались они с Лиллой.
Молчание нарушила Эммелин. Замечание мужа ошеломило ее: Томасу было несвойственно проявлять инициативу. А теперь он перебил Эммелин как раз в тот момент, когда она уже собиралась взять инициативу в свои руки, к чему давно привыкла в отличие от Томаса. Решительно и непреклонно она заявила:
— Прежде чем твой дядя перебил меня, я собиралась кое-что сказать. Мы должны исходить из практических соображений. Во-первых, почерк… что можно сказать о нем?
На этот раз ей ответил мистер Кодрингтон.
— Вы совершенно правы, миссис Джоселин: этот вопрос напрашивается сам собой. Ни Филип, ни я, ни миссис Армитидж не можем отличить старые подписи Энн от новых, сделанных в последние несколько дней, — с этими словами он открыл портфель, извлек оттуда несколько сложенных листов бумаги и передал их Томасу Джоселину. — Думаю, эти образцы почерка должны увидеть все. Среди них есть и новые, и старые. Новые листы умышленно были измяты, поэтому они ничем не отличаются от остальных. Если кто-нибудь сумеет различить их, значит, этот человек внимательнее меня.