Таня легла на тахту, заложив руки за голову. Когда вошел Ванечка, она сказала:
- Погрей меня. Мне что-то зябко... Он подошел к тахте и, опершись на локоть, привалился грудью к ее груди - чуть наискось, так что колени остались на полу - и жаркими, жадными поцелуями принялся покрывать ее лицо, шею. Его свободная рука скользнула ей под юбку и робко полезла вверх. Пальцы его доползли до нижнего края трусиков, стали тянуть, теребить. Таня чуть выгнулась, приподнимая бедра, чтобы облегчить ему задачу...
- Нет, - выдохнул Ванечка, пряча лицо. - Нельзя... Я слишком люблю тебя, слишком уважаю... Только после свадьбы. Выходи за меня, ну пожалуйста!
Таня сокрушенно вздохнула.
- Ты... В тебе вся моя жизнь, моя надежда... Кроме тебя мне ничего не надо, а без тебя... Или ты - или алкоголь, третьего не дано.
- Какой же ты глупый...
Двадцать шестого сентября приехали родители, и свидания на квартире прекратились.
Тридцатого октября Иван Ларин и Татьяна Приблудова, отказавшись от помпезного и суетливого торжества во Дворце бракосочетаний, подали заявление на регистрацию брака в районный загс, что на Скороходова. Поскольку у жениха с невестой не было обстоятельств, требующих ускоренной регистрации, их поставили на январь. Служащая, заносившая в гроссбух паспортные данные, увидев, что невесту зовут Татьяной, порекомендовала двадцать пятое число - Татьянин день. Они подумали и согласились: в январе Тане легко было взять несколько дней отгула, а у Ванечки и вовсе начинались каникулы. На радостях они съели по двести граммов мороженого, сходили в кино и начали исподволь готовиться к свадьбе.
Ванечка все откладывал решительный разговор с родителями. Он предвидел большой и тяжелый конфликт, а вся его миролюбивая, робкая натура стремилась всяческими способами уходить от конфликтов. Еще больше он опасался, что его поставят перед жестким выбором - выбором, которого он ни за что не хотел делать. У него не было ни малейших сомнений, что мать не примет Таню, а отец, как всегда, примет сторону матери.
Семейное будущее единственного сына было для Марины Александровны самым чувствительным местом. В последний год она хотя бы раз в неделю непременно задавала Ванечке один и тот же якобы шутливый вопрос:
- И когда ты у меня женишься?
Разумеется, она прекрасно понимала, что для молодого человека двадцать один год - отнюдь не тот критический возраст, перевалив который он становится в глазах окружающих безнадежным старым холостяком. Ее вопрос был, в сущности, совсем о другом: ей необходимо было удостовериться, не появились ли у сына какие-нибудь свои, несанкционированные планы на сей счет. Таковые планы следовало либо пресечь в зародыше, либо поставить под свой неукоснительный контроль. Отсутствие матримониальных видов у Ванечки успокаивало Марину Александровну - это означало, по ее мнению, что он пока еще полностью открыт для ее внушения.