— Ой, милый, какой ты все-таки у меня сексапильный мужчина. Я забыла тебе сказать, что уже со вчерашнего вечера я тебя хочу, жаль, нам сейчас некогда, а то бы я к тебе забралась. Ну, ничего, после обеда сразу домой, я совсем не могу терпеть. Давай вылезай, нас уже ждут...
Нил стоял посреди огромной гостиной и через стеклянную стену любовался парижскими крышами и с детства знакомым силуэтом Эйфелевой башни. Вокруг него хлопотала Сесиль.
— ...Нет, это совершенно нельзя одевать, это Даже нельзя назвать одеждой. Ну, с брюками мы решим позднее, а пока надень свитер, хотя это я тебе на Рождество хотела подарить, но надо же как-то выходить из положения... На выходных обязательно заедем к Марксу и Спенсеру, все уважающие себя мужчины среднего достатка одеваются у Маркса и Спенсера...
— Хорошо, что не у Энгельса и Шопенгауэра, — успел вставить Нил, но неловкая его шутка не была оценена.
— Ты же не можешь явиться к ним в этом русском тряпье, что они о тебе подумают. — Нил хотел было возразить, что из русского в его гардеробе разве что носки, но не успел рта раскрыть. — И носки, главное, носки, русские вообще не имеют понятия, что это очень важная часть гардероба. И еще шейный платок, вот, подойдет зеленый. Ну-ка, повернись...
Нил повернулся. Вместо Эйфелевой башни его взору открылась белая громада Сакре-Кер. Сесиль повязала на его шее шелковую ткань, заправив концы под джемпер. Нил чувствовал себя полным кретином, переростком, не имеющим ни воли, ни ума.
— Да, и еще, тебе сначала будет трудно есть вилкой и ножом, так ты не переживай, русским это прощается, в Европе все к этому привыкли. Со временем я тебя приучу.
— Спасибо, я уже лет двадцать пять, как приучен, так что тебе не придется напрягаться.
— Ой, обиделся, ну прости, любовь моя, я же только ради твоей же пользы стараюсь.
— Надо, чтобы было все, как у людей — так в России говорят.
— Очень точно, кстати, — не поняв иронии, отозвалась Сесиль.
На глянцевой белой этикетке не стояло ни слова, зато рельефно проступал красно-желтый силуэт рогатого кабана...
— Не стесняйся, зятек, можжевеловка отборная, лучшего аперитива ты не пивал, ручаюсь, — папаша Дерьян плеснул янтарной жидкости в микроскопическую рюмочку, придвинул к Нилу. — По старинному рецепту лотарингских бенедиктинцев. Так сказать, специализация нашего дома... С сим чудовищным вепрем сопряжена вся многовековая история рода Дерьян...
— Папа, — Сесиль сделала недовольную гримаску. — Может быть, в другой раз?..
— Но, доченька, должен же твой славный муженек знать, с какой доброй фамилией породнился! — картинно вытаращив глаза, воскликнула хозяйка дома.