Папа вздохнул и обернулся ко мне:
— Сдается, я догадываюсь, что это за старый плешивец. Это Финли, брат твоей тетушки Бес-си. Он навроде этих свихнутых проповедников. И глух как сыч. Сам себя уж лет двадцать как не слышит.
— Как ты думаешь, что это он строит? Папа покачал головой:
— Черт его знает. Судя по виду, так он и сам давно забыл.
Он слез с лестницы, и я спрыгнул за ним. Тут из дома снова повеяло этой гадостью.
— Что же все-таки там сдохло, как по-твоему? — снова спросил я.
Папа задумчиво поглядел на дом. Я тоже. Но там по-прежнему никого видно не было.
— Может, один из его мулов? — предположил он.
Мы уселись в машину и поехали обратно вверх по холму, а этот чудак так и продолжал приколачивать свою фанеру и что-то бормотать себе под нос. Теперь папа вел машину куда как осторожно и остановился под тем высоким деревом перед домом, чтобы заранее приготовиться зажать нос. Но когда мы вышли, ветер, похоже, дул со стороны озера, так что мы не учуяли никакой вони. Во всяком случае, поначалу.
Кругом было тихо-претихо. Так тихо, что слышно даже собственное дыхание. Просто здорово, совсем иначе, чем в этих шумных больших городах навроде Акведука. Я огляделся по сторонам. Передний двор был весь покрыт ровным слоем грязи, а дорожку к крыльцу отмечал ряд воткнутых в землю пустых квадратных бутылок из коричневого стекла. Дверь оказалась приоткрыта, но внутри мы никого не увидели. Дым из трубы еще шел, но не так густо, как раньше.
— Эй! — окликнул папа. — Привет, Сагамор! Никто не ответил.
— А почему бы нам попросту не зайти внутрь? — предложил я.
— Нет, — покачал головой папа. — Это будет для него тот еще сюрприз.
— А разве плохо устраивать людям сюрпризы?
— Может, некоторым и хорошо, — возразил папа, — но только не Сагамору.
— Что ж, — говорю я. — По-моему, тут никого и нету.
Папа недоуменно озирался по сторонам.
— Уж Бесси вроде бы должна… О Боже всемогущий! — Он зажал нос и стал обмахиваться шляпой.
У меня тоже дыханье сперло.
— Па, — сказал я. — Погляди, вон откуда воняет. Видишь те корыта возле колодца? Он замахал на меня руками.
— Сам гляди, если сможешь дойти дотуда. В общем-то, когда тебя пару раз обдует этим самым ветерком, уже вроде как привыкаешь малость и можешь дышать посвободней, поэтому я все-таки направился к колодцу. Он находился аккурат за крыльцом. Рядом висела бельевая веревка, растянутая между двух шестов, а вдоль дома, на самом солнцепеке, стояли корыта, целых шесть штук. Но стоило мне подойти поближе, как снова пришлось затыкать нос.
В лоханях и впрямь что-то было. Сперва я не разобрал что. На вид — какая-то коричневая жижа, на поверхности которой плавала старая пена. Но потом я разглядел, что там в глубине что-то есть и, отыскав колышек, принялся ворошить в лохани, покуда не сумел подцепить кусок и вытащить его на поверхность. Это оказалась коровья шкура, шерсть с которой стала уже слезать клочьями. Едва я уронил ее обратно, все месиво так и забурлило. Ужас что за гадость.