— Сагамор Нунан, — произнес он тихо, но как-то сдавленно, — когда десять лет назад избиратели впервые поставили меня шерифом, я обещал им сделать этот округ уважаемым местом и упрятать тебя в кутузку так глубоко, чтобы почтовая открытка до одних только передних ворот стоила тебе цельных восемь долларов. И когда они переизбрали меня сперва шесть лет, а потом два года назад, я обещал им то же самое. Они знали, — что я честно пытаюсь выполнить свое обещание, и верили мне. Они терпели, ибо знали, на что я иду.
И я все еще не сдаюсь. В один прекрасный день я выполню свое обещание. Я наберу столько улик, что хватит заслать тебя далеко вверх по реке, и к тому времени, как ты вернешься, твои правнуки давно будут своих внуков нянчить. И тогда-то мы наконец вздохнем спокойно. Тогда мы сможем с чистой совестью смотреть людям о, глаза.
Порой меня так и подмывало бросить все это дело. Уйти в отставку, продать дом, уехать отсюда и начать жизнь сначала. Но стоило мне подумать обо всех несчастных жителях нашего округа, которые просто не могут все распродать и бежать куда глаза глядят, я крепче сжимал зубы и рвал заявление об уходе. Должно быть, у меня слишком развито чувство долга. Я просто не могу бросить всех этих беззащитных людей на твой произвол.
И для меня это не просто работа. Это гораздо больше. Однажды я даже отправился в офис казначейства и поклялся, что не возьму от них ни единого чека, покуда не избавлю наш округ от тебя, и что ежели через два года меня не переизберут больше на это место, то буду работать даром, бок о бок с новым шерифом. И мы не успокоимся, пока не наберем достаточно улик, чтобы упечь тебя куда подальше. Вот тогда-то мы перестанем краснеть перед нашими невинными детьми за то, что они родились, в мире, где ты разгуливаешь на свободе.
А теперь я выясняю, что ты тут не один, что вас двое — двое Нунанов на ферме, все соседи которой — честные богобоязненные граждане. Как будто одного мало! Знаете, ей-богу, мне чертовски хочется обратиться к губернатору, чтобы он ввел военное положение. Не может быть, чтоб во всех сводах законов не нашлось ни одного, в чьей власти было бы защитить мирных жителей от таких, как вы, не упираясь в необходимость судить вас за какое-то конкретное преступление.
— А я тебе что говорил, Сэм, — вставил дядя. — Наш шериф — парень что надо. Только чуток склонен страсть как кипятиться по любому пустяку, который и гроша-то ломаного не стоит. Наверное, все от высокого давления. И то сказать, поднимется тут давление, когда имеешь дело с остолопами, пихающими себе горошины в нос.