Людмила Михайловна грустно улыбнулась:
– Многие, ох многие. Но это ж какая зависть быть должна, чтобы до смертоубийства дойти… И потом, уж больно сложно.
Зачем на Майорке это делать, нешто у нас в России мало убивают? Нет, не думаю я, что так это было, не думаю. И зря вы, ребятишки, с этим затеялись, только неприятности наживете, а толку никакого не будет. Ну, поговорили, и хватит. Пошли на кухню, надо же гостей кормить;
Хозяйка скрылась на кухне.
– Манечка, – позвала она через минуту, – помоги мне тут немножко.
Маня побежала на зов.
– Дохлятина! – произнес едва слышно Шмаков. – Ахи, охи. Ах, она была такая хорошая, ох, она была такая святая-пресвятая! Лажа все это, полнейшая лажа. Небось наркотой баловалась, с преступным элементом якшалась, вот и прирезали ее.
– Послушай, ты! – вскипел вдруг Никита. – Ты же о ней ничего не знаешь, к тому же она… ее уже нет в живых, а ты о ней гадости говоришь! Не слыхал? О мертвых или хорошо, или ничего!
– Да ты что, с пальмы спрыгнул? А если гад помер, так про него уже нельзя сказать, что он гад? Ну и понятия у тебя! Зашибись!
– Ну, понятия у него как раз нормальные, – вступился за двоюродного брата Гошка. – И учти, если женщина говорит про другую женщину одно только хорошее, это неспроста. Значит, покойница действительно была хорошим человеком.
– Дурные вы, как я погляжу! Какая женщина? Артистка! Она вам что хочешь сыграет! А сама, может, больше всех ей и завидовала!
– Леха, по-моему, у тебя что-то с головкой! – возмутился Гошка. – Пришел в чужой дом, а сам…
– Не, ты не понял… Я же не конкретно про эту артистку, – спохватился Леха. – Я вообще…
– Вообще? А ты что со многими артистками знаком? – не без яда поинтересовался Никита.
– Да ладно; вам, – примирительно произнес Леха, – чего к словам придираетесь, умные очень, да?
Но тут их позвали на кухню. Кухня была просторная, сверкающая чистотой, а все стены увешаны деревянными досками и досочками. Каких тут только не было! Светлого и темного дерева, резные, расписные, с выжженным рисунком.
– Ух ты, сколько! Это у вас коллекция? – спросил Шмаков.
– Да, вроде коллекции. Первые еще мой муж делал, а потом уж я сама стала покупать, друзья начали дарить, вот и собралось… Да вы садитесь, садитесь!
На столе стояла миска с печеной картошкой, соленые огурчики, квашеная капуста, нарезанный толстыми ломтями черный хлеб.
– Налетай, молодежь!
Просить себя дважды они не заставили и быстро смели угощение. Потом еще пили чай с пряниками. Говорили о многом, но Елены Куценко больше не касались. И вдруг Никита задал вопрос: