– Сеня, – попытался перебить его Марат.
– …и все Сеню уважают, у Сени уютно, Сеня вкусно кормит, а кто в Союзе уважал занюханного кандидата?
– Вы большой молодчина, Сеня! – встряла я, утомленная его монологом. – Самое главное в жизни – найти свое место, и вам это удалось! – изрекла я глубоко банальную истину.
– О мадам! Я сразу увидел, что вы умная женщина!
Марат Ильич, у вас, прошу прощения, отличный вкус!
Но я, кажется, разболтался, что поделаешь, у меня длинный язык! Мой папа, царствие ему небесное, всегда говорил: «Сеня, у тебя будут неприятности с советской властью через твой длинный язык!» У меня таки были неприятности с этой властью через все – через длинный язык, через, прошу прощения, укороченную другую часть тела. Боже избави, не мою, а моего папы, но я все-таки умел ее обдурить, эту власть, кончил школу с золотой медалью, поступил в институт, а в ваш институт, Марат Ильич, не очень-то любили принимать нашего брата, защитил диссертацию, дай Боже вам здоровья, но стоило Сене уехать, как вся эта власть накрылась, дай Боже здоровья Горбачеву! До чего жалко, что папа мой не дожил до ее конца…
– Сеня, помилуй, моя дама умирает от жажды!
– Ой, прошу прощения, мадам! Что будете пить?
Советую попробовать мой фирменный оранжад!
– Да, Кира, это страшно вкусно! – сказал Марат.
– Юлька! – крикнул Сеня. – Подай кувшин оранжаду!
Буквально через полминуты примчалась прехорошенькая деваха лет двадцати, с огромным задом и толстыми ножищами, в ярко-красной мини-юбке.
– Юлька! У тебя все дома? Ты чего так заголилась?
– Дядя Сеня, это теперь моя длина!
– Я тебе покажу твою длину! Чтобы я этого безобразия больше не видел! Это ж надо! Ее длина! А что будем кушать? Хотите сами выбрать или положитесь на меня?
– Полностью полагаюсь на вас! – сказала я. Его болтовня разрядила и успокоила меня. Ко мне вернулось хорошее настроение. – Марат, а почему этот Сеня, москвич, кандидат наук, говорит как местечковый еврей?
Он всегда так говорил?
– Да нет, это, наверное, для колорита, или гены взыграли? Тебе тут нравится?
– Да, вот если бы он еще поменьше болтал!
– Сейчас просто очень рано, посетителей мало, а потом ему будет не до нас.
Мы сидим и молча смотрим друг на друга. Его глаза по-прежнему прекрасны, они завораживают меня, в них неподдельная боль. И что-то еще… Что же это? Неужели любовь?.. Неужели я оказалась права и он все эти годы помнил и любил меня? Несчастный человек – из трусости похоронил в себе любовь, а она через двадцать лет все-таки рвется наружу… Да нет, вероятно, мне просто хочется тешить себя этой мыслью…