Дикое сердце (Вилар) - страница 65

Эмма подчинится, как подчиняется всякий раз, когда он ночью приходит к ней на ложе, и она, сколько бы ни старалась прикинуться раздраженной, спящей или даже нездоровой, все равно уступает ему, становясь, против своей капризной воли, податливой, шальной. Он знал, что через минуту она будет вся словно гореть, изгибаться и стонать, отвечая его желанию. А потом, нежная и благодарная, дремать у него на плече. Они будут шептаться, дурачиться, смеяться…

Каждый раз Эмма упрямо продолжала попытки заговорить на волнующую ее тему. Ролло тотчас начинал зевать, сказывался усталым и, отвернувшись, притворялся спящим и не переворачивался, даже когда Эмма колотила кулаками по спине. И лишь когда она засыпала, он склонялся над ней, глядел в ее невозмутимое мирное лицо. Слабые отблески от горевшего в подвешенном на бронзовом завитке светильника отбрасывали на лицо женщины волнистые тени. Ролло любовался ею, щекотал ее щеки прядью волос, улыбался, глядя, как она морщит нос, отворачивается. Но когда он обнимал ее, она неосознанным движением доверчиво льнула к нему, и он замирал от прилива чувств к этой хрупкой и беззащитной рыжей девочке. Она вызывала у него такую нежность, что порой он испытывал почти боль.

Он еще не забыл, как когда-то отдал ее на растерзание своим людям и как ее лицо искажалось от ненависти при одном взгляде на него. Сколько же зла было между ними тогда! А потом случилось чудо, и среди крови, грязи и неприязни яркой звездочкой вспыхнул цветок любви.

Теперь он не мыслил жизни без нее. Когда она носила их ребенка, он радовался, но и тревожился за нее Если бы с ней случилось несчастье во время родов, он бы возненавидел того, кого столь страстно желал — своего наследника. И он был так рад, что все обошлось что даже простил тайное крещение своего сына

Гийом был дорог ему и как ее дитя, и, как его наследник. Ролло любил возиться с сыном, любил добиваться его улыбки и улавливать в нем черты Эммы. Они оба — его жена и сын — были частью его побед в этом мире, столь же весомыми завоеваниями, как и власть в Нормандии. Как и Нормандия, они принадлежали ему были его собственностью, и он был счастлив от сознания этого. Он был готов защищать все, что принадлежит ему до самой смерти.

Ролло вдруг вспомнил, как испугался, когда у Эммы этой зимой случился выкидыш и она была при смерти, а он не мог бросить своих людей, пока не подписал перемирие с Карлом Простоватым. После этого он стремглав, загоняя коней, примчался в Руан и не отходил от Эммы ни на секунду, держал ее руку, прозрачную нежную ручку, до тех пор, пока она не проворчала что он так сжимает ее пальцы, что на них непременно останется синяк. А он расхохотался, поняв, что раз она ворчит — к ней возвращается жизнь.