Крики на трибунах перешли в слитный вой. Зрители топали ногами, богохульствовали, вскакивали с мест, свистели. Наконец король нехотя подал знак повторить поединок.
Запели трубы, и зрители, поняв, что поединок будет повторен, приветствовали решение Эдуарда радостными криками. Но со вторым сигналом воцарилась мертвая тишина.
Барон Шенли сидел неподвижно, и лишь те, кто находился неподалеку, слышали, как он злобно сквернословит под забралом. Майсгрейв же пребывал в молчании, и трудно было понять, как он оценивает случившееся.
Одинокий звук трубы – и рыцари рванулись навстречу друг другу. Топот коней, комья земли из-под копыт… Удар! И хотя Филип Майсгрейв снова пошатнулся в седле под напором Шенли, он, в свою очередь, нанес такой удар по забралу противника, что застежки лопнули, шлем раскололся, а сам барон потерял равновесие и мешком скатился с коня.
В ту же минуту герольды объявили Майсгрейва победителем и восславили его имя.
Ричард Глостер развел руками:
– Ну что ж, рыцарь славно бился и по праву заслужил почести. К тому же доспехи и кони побежденных также достанутся ему. Впрочем, довольно об этом. Поговорим, государь, о предстоящем пире еt sic de соеteris. [1]
Однако Эдуард лишь досадливо отмахнулся. Он обводил взглядом ликующие трибуны, прекрасных дам, посылавших Майсгрейву воздушные поцелуи, и не решался даже взглянуть на Элизабет. В глубине сердца Эдуард проклинал победу Майсгрейва.
Победитель, приветствуя зрителей, по обычаю объезжал ристалище. Описав последний круг, он придержал коня у королевской ложи. Спешившись и передав повод подбежавшему пажу, он сделал несколько шагов вперед. Теперь он стоял у подножия лестницы, ведущей на королевский помост.
Эдуард поднял руку, и публика постепенно смолкла. Король начал приветственную речь, слова лились легко и непринужденно, нисколько не выдавая его чувств.
Затем пришел черед Элизабет. Величественно выпрямившись, она приняла из рук архиепископа Йоркского тонкой работы ковчежец на золотой цепи и сошла по ступеням. Стоявший внизу рыцарь преклонил колено. Грянула музыка, и королева остановилась. Ветер развевал покрывало на ее высоком головном уборе, ласкал щеки.
Рыцаря окружили дамы из свиты королевы и сняли с него шлем, обнажив голову с прилипшими мокрыми прядями. С утомленного сухощавого лица на Элизабет смотрели печальные синие глаза.
Королева замерла. Что-то случилось с нею в этот миг. В глазах Филипа не было укора – лишь тоска и нежность. С того часа, когда она сделала свой первый шаг к короне, они никогда не стояли так близко друг к другу. Элизабет либо избегала его, либо она беседовала с ним в присутствии многочисленных свидетелей, держась на приличествующем расстоянии.