– О, милорд, вы отыщете Дэвида Майсгрейва! – шумели они. – Если он у шотландцев и вы возвратите его в Нейуорт, то само Небо вознаградит вас за то, что не пресечется славный род Майсгрейвов в Гнезде Орла!
В этот момент горбатый герцог увидел Джона Дайтона. Ратник молча пробрался сквозь толпу и протянул Ричарду некий металлический предмет.
– Что это? – недоуменно спросил герцог. Шум в зале мгновенно стих. В руках Ричарда оказался маленький помятый шлем-салада. Изнутри он был перепачкан кровью, снаружи измазан грязью.
– Это шлем Дэвида Майсгрейва, – глухо проговорил Дайтон. – Я нашел его среди останков тел у пролома в стене. Видимо, мальчик был там, когда произошел взрыв. Упокой, Господи, его невинную душу.
Какая-то женщина запричитала, следом за ней зарыдала другая. Один из ратников грубо выругался и отошел Прочь, скрывая слезы.
Ричард вздохнул и повернулся к двери. Но однорукий воин преградил ему путь.
– Сжальтесь, милорд! Этого она не перенесет. Глостер оттолкнул его.
– Рано или поздно она все узнает. Зачем же растягивать пытку?
Когда он положил перед Анной шлем ее сына и объявил, где его нашли, она взяла его в руки без трепета.
– Мой сын мертв?
У Ричарда, язык прилип к гортани. Впервые за все это время, впервые, может, за всю свою изуродованную жизнь, он испытал чувство сострадания. У Анны было спокойное лицо, и вместе с тем сквозь это нечеловеческое спокойствие проступало душераздирающее отчаяние. Внутри Ричарда что-то дрогнуло. Ему вдруг захотелось уйти, но он не позволил слабости овладеть собой. Сейчас он должен не жалеть ее, а торжествовать, ибо все, что произошло, произошло в соответствии с его замыслом и волей. Он сделал то, что хотел, – отомстил за все унижения прошлых лет. Однако, когда он заговорил, его голос звучал сочувственно и мягко:
– Миледи, судьба чрезмерно жестока к вам. Молитесь за них, и ваши супруг и сын найдут утешение у того, кто более милосерден, чем смертные.
Анна перевела взгляд с лица мужа на измятый шлем.
– Филип, – медленно произнесла она. – Филип и Дэвид… Филип и Дэвид.
Она вдруг стала задыхаться.
– Я одна виновата во всем! – вдруг выкрикнула она, отталкивая льнувшую к ней дочь. – Только я! Я не могла молиться! Я забыла о Боге! Я слишком гордилась собой. В моей жизни было слишком много хорошего, и, помоги мне Боже, я не знаю, как смогу дальше жить. И да поможет Он мне, ибо я не знаю, как смогу дальше жить.
Она покачнулась, Ричард подхватил ее, и уже через миг она рыдала в его руках. Он с силой сжимал ее, не давая вырваться, а Анна билась о его железные доспехи, но словно не чувствовала ударов. Маленькая Кэтрин сжалась в комок на полу и тихо, как щенок, скулила, глядя на мать.