- Документы! - потребовал комендант.
Я сказал что-то... вроде того: не вы мне их вручали, не вам и отбирать. Тогда комендант кивнул красноармейцам, и трое дюжих ребят шагнули ко мне далеко не с мирным: настроением... Пришлось отдать имевшиеся при мне документы - командировочное предписание, продаттестат и еще что-то. Меня допросили и посадили под стражу до особого распоряжения. Потом накормили. Правда, не обошлось и тут без упрека: "Ну и жрет, фашист, на дармовщинку! Оголодал, черт рыжий!"
На второй день выяснили обо мне все, что положено, возвратили документы, пистолет, сдержанно извинились и сказали:
- Лети!
А куда лететь, если декабрьская вьюга завихрила так, что не стало видно не только самолета, но даже ангара. Пришлось ждать еще сутки. Хотя непогода унялась, видимость по-прежнему оставалась плохой, и звено сопровождения не прилетело из Ельца. Тогда я решился на отчаянный шаг, едва не стоивший мне жизни. Сказав техникам, выделенным для обслуживания "мессершмитта", что мне необходимо прогреть мотор и опробовать тормоза, я сел в кабину и, должно быть наделав переполоху, пошел на взлет.
Видимость по-прежнему оставалась ограниченной, до Ельца пришлось идти на малой высоте. Но впереди меня поджидала настоящая беда. В связи с тем что разрешения на вылет я не получил и наши истребители не сопровождали меня, по мне над Ельцом открыли огонь все зенитчики, оборонявшие этот город. Покачивания с крыла на крыло - я свой! - не помогли. Что делать?
Вот-вот собьют. Свои, над нашей территорией!.. Особенно усердствовал расчет одного из зенитных орудий. "Попугаю ребят", - подумал, я и сделал ложную атаку. Кажется, помогло... Зенитчики укрылись в траншее. Воспользовавшись этим, я ушел из зоны обстрела и стал барражировать неподалеку от аэродрома.
Как же я ругал себя за самовольный вылет без сопровождения своих истребителей! Меня могли сбить не только зенитчики, но и "ястребки": ведь они не знали о том, что "мессер" пилотирует советский летчик. Благо, что с аэродрома вылета уже успели сообщить в наш полк о моем самочинстве, и командир части принял меры к тому, чтобы по мне не стреляли. Увидев зеленые ракеты и услышав хрипловатый басок Орляхина: "Вишняков, посадку разрешаю", я облегченно вздохнул: кажется, кончились мытарства.
Заход сделал не со стороны города, а обойдя его: по дорогам походными колоннами шли на фронт наши войска и охранение могло обстрелять меня. Садиться пришлось при попутном ветре, скорость которого достигала, пожалуй, шести метров в секунду. Несмотря на все это, приземлился нормально.