- Все-таки жалко, что я тебя не полечила, - так она объяснила свое движение. - Ты плохо к себе относишься, совершенно наплевательски к своему здоровью. А ведь уже возраст, никуда не денешься. И выпил зря так много... Много ведь выпил, да? Ну, согласись со мной.
- Угу, - сказал он. - Соглашаюсь.
Она вздохнула удовлетворенно и, помолчав мгновение, вдруг сказала с неожиданной страстью и сквозь слезы в голосе:
- Счастливая твоя жена!
- Чем счастливая? - он удивился. - Что я ей тут с тобой изменяю?
Он тотчас пожалел о сказанном, но она его слов как бы не услышала, простила.
- Как же не счастливая - с таким, как ты!
- С каким таким особенным?
- Нет, вовсе не в том дело, что генерал... Не в этом совсем...
- А в чем же?
Впервые она ему отвечала на вопрос, которого он не решался задать, и он боялся спугнуть ее, ждал продолжения. Но продолжения не было.
- Так в чем же?
- Разве я тебе не все сказала? - ответила она удивленнно и печально. И ты сам не видишь, какая я с тобой? Когда только вхожу к тебе, у меня праздник, рук и ног не чувствую. А когда одна остаюсь и о тебе думаю, ну такая печаль, такая тревога за тебя, ведь ты же... совсем один! Такой одинокий, так тебя жалко. А тебе для меня и полчаса было много. Не потому, что заботы кругом и вздохнуть некогда, а просто я на полчаса и нужна. - И, смутясь, что укоряет его, чего раньше себе не позволяла, добавила мягче: Мне не за себя обидно, мне и так счастье. Обидно, что ты себя обкрадывал. С другой так не делай никогда. Обещаешь мне?..
...Все же он заснул ненадолго - может быть, на несколько минут, - как провалился в черную яму, без какого б то ни было сновидения, и проснулся от того, что всегда тревожит и будит человека воюющего - тишины. Она спросонья была пугающей, в ней таилось что-то зловещее. Но у лежавшей рядом юной женщины глаза были открыты, она стерегла его сон, и, значит, ничего особенно страшного случиться не могло, по крайней мере за то время, что он отсутствовал. Он к ней прильнул с ощущением своей неясной ему вины и благодарности за снисхождение, но резкий зуммер опять прорвался сквозь дверь, клацнула трубка, Шестериков приглушенно сказал свое "Але!" И громче, нежели нужно было собеседнику на том конце, стал переспрашивать:
- Три раза посветили?.. Ну, значит, разведали... Ты, это, и думать брось, что я не докладываю, мне жить еще не надоело. Только зачем будить, если порядок во всем? Благодарю от лица службы... Кто принял? Шестериков принял. Есть такой... Вот, теперича будешь знать... Постой, куда уходишь? Кабель они размотали? В воду не упустили? Надо ж прозвонить его, вдруг не действует, где ни то обрыв... Вот и займись... Ладненько, служим дальше. Как родина велит.