Наконец он подошел и, не подняв глаза на генерала, сплюнул в сторону.
- Что скажешь? - спросил генерал. - Высаживается батальон?
Шестериков кивнул молча.
- Где ж сестра? Она с ними должна быть.
- Должна, да не обязана, - сказал Шестериков и опять сплюнул. Он еще никогда не позволял себе таких вольностей. Затем посмотрел наконец в глаза генералу. - Потонула сестричка, Фотий Иванович. И главное дело, никто не видал как. Смотрят, а уже и нету ее в лодке. Наверно, в голову попало. А то бы закричала.
- Как же это? - спросил генерал. - Как допустили?
- Переправа, - объяснил Шестериков.
Он сказал вещь бессмысленную, но все объясняющую. Генерал смотрел на него и ждал, что он еще что-нибудь скажет. Может быть, скажет, что это еще не достоверно, что вот сейчас все выяснят и доложат - и окажется, что ошиблись, она в другой лодке была...
- Все точно, - сказал Шестериков. - Ну, хотя бы не мучилась...
- Да откуда ты знаешь?
Шестериков лишь вздохнул покорно.
Генерал, оставив его, пошел к обрыву. То самое чувство влекло его, которое тянет нас посмотреть на чью-нибудь недавнюю могилу. А ведь все так недавно и было, еще звучал для него, не искаженный временем, печальный ночной шепот: "...вижу, как ты лежишь - сразу же за переправой, совсем без движения... далеко не уйдешь..." Но вот он стоял высоко над бездной, куда ее утянула тяжелая сумка, с которой она не могла расстаться, и он был невредим и мог идти дальше. Только одно сбылось: "...ты со мною уже не будешь".
Хриплые вскрики ворвались в его сознание: "Взяли!.. Еще разок... Взяли!" Внизу, как раз под ним, артиллеристы поднимали "сорокапятку". Пехота им помогала. Два десятка людей, отягченных своей амуницией и оружием, голыми руками упираясь в ступицы колес, в станины лафета, в щит, а кто ухватясь за ребра дульного тормоза, хрипя от натуги, втаскивали пушку на крутизну плацдарма. Одолев метр-полтора, подкладывали под колеса камни и отдыхали, отирали пот из-под касок, поправляли шинельные скатки, держась за свою "прощай-родину" и отчего-то улыбаясь друг другу. Спохватясь через полминуты, наваливались снова. Было в этой картине что-то уже забытое человеком, из времен пещерных. "Это еще что, пушинка,- подумал генерал,- а вот как танки будем подымать тридцатитонные?.. А так же и будем". И надо было спешить, покуда не прочухали немцы, что "Фердинандов" больше нет, и не обрушили свой огонь на пристрелянный берег. Это чудо какое-то, что еще не спохватились! Найдя наконец чем себя занять, он скинул свою кожанку - прямо наземь, зная, что подберет Шестериков, - и стал закатывать рукава рубашки. Покуда не взойдут на плацдарм танки, не скажешь себе: "Дело сделано", переправа еще не состоялась.