- А нельзя ли найти ход в украинские фирмы?
- Не знаю... Спросите Бориса Константиновича...
Вероятно, в моем голосе прозвучало нетерпение. Гость это заметил и встал. Я позвонил:
- Проводите барона...
Дня через три, встретившись с Постовским, я спросил:
- Видели Мантейфеля?
- Нет, он у меня не был.
"Новое Олово" сообщило, однако, что Александр Коваленко назначен киевским представителем газеты. Следовательно, в Берлине он, очевидно, побывал.
Август 1944 года был в Берлине сухим и душным. Малейшее движение воздуха поднимало тучу едкой известковой пыли. От развалин пахло трупами и газом.
Город еженощно подвергался воздушной бомбардировке.
Англичане и американцы прилетали словно по точному расписанию - в десять вечера и после полуночи. Больших налетов не бывало, но появление неприятеля держало город в напряжении. До второго отбоя никто не ложился.
В эти вечера я часто бывал у Василия Викторовича Бискупского (Генерал-майор Василий Викторович Бискупский, был в 1932-1945 г.г. в Берлине начальником Управления делами российской эмиграции в Германии.). Ему тогда что я узнал, со всеми подробностями, три года спустя, после его смерти угрожала страшная опасность. Арестованный по делу о покушении на Гитлера бывший германский посол в Риме Ульрих фон Гассель записал в дневнике разговор с Бискупским, не пощадившим Гитлера и Розенберга. Вдове фон Гасселя удалось, после казни мужа, переправить дневник в Швейцарию, где он был издан после войны, но в это последнее берлинское военное лето жизнь Бискупского висела на волоске.
По воспитанию, по привычкам, по душевному складу он не был и не мог быть заговорщиком. Конспирация с ее {177} своеобразными законами претила его природе - консервативной, с оттенком барской лени. Он не участвовал, да и не мог - как русский - участвовать в заговоре, который, в случае удачи, должен был дать Германии новое правительство, но заговорщиков знал, с ними встречался и связывал с их успехом надежду на то, что немецкий парод не совершит самоубийства, освободится от Гитлера и Розенберга. После 20-го июля расплата за неосторожное общение с заговорщиками грозила ему ежеминутно, но, чувствуя мою тревогу за него, он отделывался шуткой.
Дом № 112 на Кантштрассе, где он временно приютился после разрушения прежнего жилища, был островом в море развалин. В маленькой комнатушке негде было сесть. Телефон стоял в передней. Все, чем Бискупский дорожил и, в частности, его архив, хранивший любопытнейшие сведения о первых покровителях Гитлера, сгорело в доме № 27 на Блейбтрейштрассе, где с 1934 года находилось Управление делами российской эмиграции в Германии. Этот пожар избавил его от бремени, которое забота о вещах накладывает на человека. Смертельная опасность избавила от страха перед смертью.