– Не нравится? – спросил он озабоченно. – Вкус, прямо скажем, не очень. Но для вечной жизни можно выпить и не такое.
У меня по этому поводу было другое мнение, но из вежливости я промолчал.
– А теперь, – сказал он торжествующе, – посмотрите на эту фотографию и подумайте, кто запечатлен.
Я еще раз посмотрел на фотографию со стариками. Один из них показался мне похожим на Гениалиссимуса. Разница между висевшим тут же официальным портретом и лицом, изображенным на карточке, была огромной, но меня уже ничто не удивляло. А этот дряхлый и абсолютно лысый старикан с проваленным ртом… Я перевел взгляд на Эдисона Ксенофонтовича.
– Ну да, – сказал я, – да. Некоторое сходство есть. Правда, очень отдаленное.
– Ну, если вы догадались, – усмехнулся профессор, – тогда вглядитесь в меня внимательно, не найдете ли вы во мне сходства еще с кем-нибудь?
– Эдик, – сказал я, узнав в нем того молодого биолога, с которым меня лет примерно восемьдесят тому назад в Доме журналиста познакомил Лешка Букашев. – Это ты?
– Это я, – сказал Эдик.
– Врешь, собака! – закричал я на предварительном языке.
– Гад буду, – на том же языке, улыбаясь, ответил Эдик.
Я все же не мог поверить. Я обошел вокруг него, посмотрел на него анфас и в профиль. Я даже пощупал его, но какие-то сомнения все-таки оставались.
– Скажи, – спросил я неуверенно, – а Гениалиссимус – это…
– Ну конечно, – кивнул он печально, как бы признаваясь в том, что должно было бы оставаться в тайне. – Разве ты сам не догадался?
– Мне не надо было догадываться, – сказал я. – Эта истина лежала прямо передо мной. Но мне не хватило воображения, чтобы ее принять.
– Вот в том-то и дело! – сказал он с таким видом, как будто я подтвердил какую– то выношенную им мысль. – В том-то и дело, что мы до сих пор не доверяем нашему воображению. Мы не понимаем своего совершенства, и нам кажется, что есть какая– то объективная картина мира, которая никак не зависит от того, как мы на нее смотрим.
– Эдик, – остановил я его, – не надо мне это рассказывать. Первичное вторично, вторичное первично, я это уже слышал.
– Ты слышал, но ты этому не веришь по недостатку воображения. Ты знаешь, я, между прочим, кроме всего, изучал всяких сумасшедших, страдающих разными галлюцинациями. И я пришел к выводу, что никаких галлюцинаций не бывает. Просто галлюцинирующий видит то, чего мы не видим, а мы видим то, что не видно ему.
– Значит, если я, скажем, допился до белой горячки и мне видятся черти, они существуют реально?
– Конечно, – кивнул Эдик. – В твоем мире они существуют реально, а в моем, пока я трезв…