Ночью трещали по Иркутску телефонные звонки. Среди городских общественных деятелей и политических ссыльных обсуждался вопрос: что делать дальше? Общее мнение было, что все усилия должны быть направлены на то, чтобы организовываться. В сущности, к этому сводилось и предложение генерал-губернатора. Послали человека в Усолье к Ир. Церетели10, с приглашением приехать немедленно, ввиду событий исключительной важности. А 1 марта (помнится утром) прошла по си-бирскому железнодорожному проводу телеграмма Бубликова11, приглашавшая всех служащих оставаться на своих постах и продолжать работу. Не помню точного текста этой телеграммы, не помню также, было ли употреблено в ней слово "революция". Во всяком случае, в телеграмме упоминалось о "Временном комитете Государственной думы"12, и из текста ее было ясно, что к этому Комитету перешла правительственная власть.
Телеграмма Бубликова явилась для Иркутска -- как и для всей Сибири --первым официальным свидетельством о совершившемся перевороте. Для сибирских железнодорожников приглашение оставаться на своих постах практического значения не имело -- так как об оставлении поста никто из них и не помышлял. Но с каким восторгом встретили они весть о том, что линия перешла в руки "товарища Бубликова"! С каким волнением передавали друг другу подробности об этом "товарище", -- оказавшемся, по их сведениям, не то машинистом, не то кондуктором с Николаевской железной дороги! А всем населением Сибири бубликовс-кая телеграмма была принята как благая весть об избавлении от ненавистного общественного строя и, вместе с тем, как сигнал устранять старое начальство, брать в свои руки дело управления.
Ниже я расскажу, как протекал у нас процесс "ликвидации" старого строя. Но сперва остановлюсь на одном частном вопросе.
3--4 дня спустя, когда посылались в Иркутск телеграммы из Петрограда и Москвы, начали раздаваться против Пильца обвинения в том, что он уже давно знал о петроградских событиях, но скрывал от населения получаемые из центра известия. В свое оправдание генерал-губернатор представил "дело" с подлинниками телеграмм, извещавших его о том, что происходило в столице. И что же? Пришлось убедиться, что вплоть до 28 февраля генерал-губернатор действительно ничего не знал о значительности происходящих в Петрограде событий и что о победе революции он, как и мы, узнал из бубликовской телеграммы!
В первые дни (23 и 24 февраля) центральная власть, по-видимому, не видела надобности сообщать провинциальным администраторам о вспыхнувших в столице волнениях. Когда беспорядки усилились, когда начались нападения толпы на полицию и обнаружились колебания в частях петроградского гарнизона, местным администраторам -- и в числе их Пильцу -- было послано краткое и маловразумительное извещение с предписанием принять меры для "недопущения, пресечения и беспощадного подавления". Только 27-го генерал-губернатор получил более содержательную телеграмму; насколько помню, в начале ее упоминалось об обращении Родзянко13 к царю с ходатайством о назначении кабинета, пользующегося доверием общества, а в заключение сообщалось, что "меры принимаются". На другой день, вместе с сообщением о присоединении к восстанию целого ряда полков, пришла копия второй телеграммы Родзянко. Не зная, как далее обернутся события, Пильц вошел тогда в сношения с представителями местной общественности. А когда появилась телеграмма Бубликова, генерал-губернатор понял, что его