Герцог Повон грыз засахаренные орешки и безо всякой симпатии смотрел на свой народ.
- Чего им от меня надо? - вопросил он. - Хотят моей крови? Жизни?
Вопросы в сущности были риторическими, ибо герцог слабо верил, что его спутники способны дать на них вразумительные ответы. Во всяком случае, вряд ли стоило рассчитывать на проницательность, например, лорда Бескота Кор-Малифона. Не то чтобы Бескот был дурным человеком - его пышные празднества и маскарады являли собой чудеса искусства и экстравагантности. Одевался он безупречно, поместье содержал образцово, а его последняя венериза "Золотой восторг" не имела себе равных. Ее спуск на воду при лунном свете, состоявшийся пару лет назад, стал памятным событием: фейерверк, музыканты, наряженные в костюмы закованных в кандалы гоблинов, банкет на двести человек... Тогдашняя любовница Бескота и пара канатоходцев, обнаженные и натертые позолотой, служили украшением празднества. Они позировали и кувыркались на бушприте. Это зрелище шокировало полгорода, но в то время наиболее склонные к подражанию придворные ненадолго увлеклись танцами на канате. Да, Бескот Кор-Малифон, несомненно, обладал вкусом, имел неподражаемый стиль, но... был полностью лишен прозорливости.
Кельдама Нуксия не более Кор-Малифона годилась в советчики. Нуксия, дочь келдхара Гард-Ламмиса, была великолепной девицей лет сорока. Высокая, крупная и сильная, с коротко стриженными волосами и вечно стиснутыми челюстями, она как несокрушимая скала возвышалась на паркетной палубе "Великолепной". Ее темные глаза смотрели на мир из-под прямой четкой линии бровей с бесконечным презрением, от которого раздувались мясистые ноздри и кривились толстые губы. Повон оглядел ее массивную фигуру, решительную позу, бицепсы амазонки, большие сильные руки и вздохнул. За несколько месяцев до этого, когда вышел срок оплаты одного из многих векселей, находившихся в руках у келдхара Гард-Ламмиса, герцог оказался в более чем стесненных обстоятельствах. Не желая причинять неудобств своему "уважаемому кузену из Ланти-Юма", келдхар выразил готовность скостить этот долг, если вдовый лантийский правитель соединит свою судьбу с судьбой кельдамы Нуксии - не требуя приданого и незамедлительно. "Ибо именно подобный союз двух нежных и любящих сердец крепче стальных цепей соединит наши города-государства, и его не нарушит ни голод, ни мор, ни вражда", - писал келдхар присущим ему высокопарным слогом. Хотя подобная сделка могла вызвать кривотолки, предложение это, как показалось герцогу, значительно улучшало положение дел, и Повон счел необходимым тут же его принять. Чувство облегчения, однако, испарилось при первом же взгляде на его громадную и уже седеющую нареченную. При ближайшем знакомстве кельдама Нуксия продемонстрировала властный характер и ядовитый язык. Сейчас Повон не просто не хотел жениться, но подобная перспектива вызывала у него отвращение. Ему пришлось прибегнуть ко множеству изощренных приемов, чтобы отложить неминуемое событие. Выхода, однако, не было, и уходящие дни приближали его к алтарю так же неотвратимо, как тюремная повозка приближает узника к месту казни. Остальные гости, пожалуй, были еще менее надежными. Лорд Снивер Дил-Шоннет, единственный сын герцога, стоял рядом с отцом, причем гораздо ближе, чем хотелось последнему. Кто знает, какая из многочисленных болезней Снивера может оказаться заразной. Снивер на протяжении всей жизни страдал несварением желудка. Из-за хронической аллергии из носа его все время текло, а надсадный кашель никогда не прекращался. Герцогу Повону был ненавистен звук этого кашля, как ненавистен и сам Снивер - тощий, хилый, рахитичный коротышка. Голубые вены, подобно червям, вились по тыльной стороне его рук, и в свои двадцать семь лет он уже начал лысеть. Цвет лица у него был землистый, а голубые навыкате глаза всегда исполнены дурного предчувствия. Робкая и слишком частая улыбка, дергающееся веко, визгливый фальцет и угодливые манеры дополняли портрет этого далеко не многообещающего наследника. Отсюда и удивление, вызванное его ответом отцу: