Поэтому, когда я наконец сказал грубое слово, это имело сногсшибательный эффект. А я сделал это специально, чтобы у всех врезалось в память, как прекрасно приспособлена моя новая социальная схема к интересам среднего человека.
Мистер Грассо не был первым, кого я подверг испытанию внезапным ошеломляющим переходом к грубой прямоте. Я уже успел применить этот прием на радио. Телевидения давно и в помине не было.
– Мистер Грассо, – сказал я, – я буду глубоко разочарован, если после того, как вы за меня проголосуете, вы не скажете своим искусственным родственникам: «Брат, или сестра, или кузен, – применительно к ситуации, – а почему бы тебе не трахнуть с лета катящийся бублик? А почему бы тебе не трахнуть с лета лунуууууууууууу?»
* * *
– И знаете, что сделают родственнички, которым вы скажете эти слова, мистер Грассо? – продолжал я. – Пойдут по домам и станут придумывать, как бы им сделаться еще более хорошими родственниками!
* * *
– Вы только подумайте, насколько вам станет легче жить, когда реформа будет проведена в жизнь, если, к примеру, к вам подойдет нищий и попросит у вас денег?
– Я чего-то не понял, – сказал старик.
– Как же, – сказал я, – вы спрашиваете этого попрошайку, как его второе имя. И он вам отвечает: «Устрица-19», или «Бурундук-1», или там «Незабудка-13», или что-то в этом роде.
А вы ему и говорите: «Приятель, я-то сам – Уран-3. У тебя сто девяносто тысяч двоюродных братьев и сестер. Сироткой тебя никак не назовешь. У меня своих родственников хватает, есть о ком позаботиться. Так что не трахнуть ли тебе с лета катящийся бублик? Не трахнуть ли тебе с лета лунуууууууууууу?
Когда меня избрали президентом, запасы топлива были настолько истощены, что первая серьезная проблема, которая встала передо мной после моей инаугурации, заключалась в том, как обеспечить достаточное количество электроэнергии для снабжения компьютеров, которые будут выдавать новые вторые имена.
Я задействовал всех лошадей, фургоны и солдат жалкой армии, доставшейся мне от моего предшественника, чтобы свозили тонны бумаги из Национального Архива на теплоэлектростанции. Все эти документы остались от администрации президента Ричарда М. Никсона, единственного в истории президента, которого заставили выйти в отставку.
* * *
Я лично присутствовал в Архиве, наблюдал за работой. Я обратился к солдатам и немногочисленным пешеходам со ступенек здания. Я сказал, что мистер Никсон и его соратники были неуравновешенны на почве одиночества в самой тяжелой форме.
– Он обещал нас всех сплотить, а вместо этого всех разобщил, – сказал я. – И вдруг – раз-два! Он вздумал нас все же сплотить воедино!