Единственные двое, кто еще сохранял силы и не спал без конца, были Мэри Хепберн и капитан. Маленькие канка-боно, ничего не знавшие о кораблях и океане, не понимали, что им говорилось на каком бы то ни было языке, кроме наречия канка-боно. Хисако пребывала в прострации. Селена была слепа от рождения, а Уэйт умирал. Таким образом, людей, способных вести корабль и ухаживать за Уэйтом, оставалось только двое.
В первую ночь плавания эти двое договорились, что Мэри будет дежурить у штурвала днем, когда по солнцу безошибочно можно определить, где восток, откуда они бежали, а где запад, суливший им воображаемый покой и изобилие. Капитан же должен был управлять судном ночью, ориентируясь по звездам.
Тот, кто не дежурил в данный момент у штурвала, обязан был сидеть с *Уэйтом и, если получится, мог немного соснуть. Конечно, дежурства получались очень долгими, однако само испытание обещало быть недолгим, так как, по расчетам капитана, Бальтра находилась всего часах в сорока хода от Гуаякиля.
Доведись им доплыть до Бальтры – чему сбыться было не суждено, – и они бы нашли остров разбомбленным и опустошенным еще одной авиабандеролью с дагонитом.
* * *
Люди в те времена были столь плодовиты, что обычные взрывы, вроде вызванных перуанскими ракетами, почти не влекли за собой никаких биологических последствий. Даже по завершении длительных войн выяснялось, что в живых оставалась еще масса людей. Дети рождались в таком количестве, что даже серьезные попытки сократить численность населения с помощью применения силы оказывались обреченными на неудачу. Они оставляли по себе не более глубокий след – за исключением ядерных ударов по Хиросиме и Нагасаки, – чем «Bahia de Darwin», безрезультатно разрезавшая и баламутившая поверхность океана.
Именно эта способность человечества столь быстро залечивать раны путем деторождения привела многих к мысли, что разного рода взрывы – не более чем шоу-бизнес, высокотеатральный способ самовыражения.
Тем не менее человеческому роду суждено было, не считая крошечной колонии на Санта Росалии, утратить эту способность, которую навсегда, покуда он состоит из воды, сохранит поглощающий все следы океан: заживлять собственные раны.
Что же касается человечества, то его ранам вскоре предстояло стать незаживляемыми, а взрывчатым веществам – перестать быть всего лишь отраслью шоу-бизнеса.
* * *
Итак, продолжай человечество по-прежнему исцелять нанесенные себе самому раны посредством совокупления – мой рассказ о колонии на Санта Росалии превратился бы в трагикомедию с тщеславным и некомпетентным капитаном Адольфом фон Кляйстом в главной роли. Действие ее протекало бы от силы несколько месяцев, а не миллион лет, и колонисты никогда бы не стали настоящими колонистами, а лишь потерпевшими кораблекрушение, которых вскоре заметили бы и вызволили с острова.