Все они, каждый из них становился ему, Борису Рублеву, родным и близким, почти сыном.
И за каждого он трясся, за каждого боялся, переживал, но, тем не менее, посылал в бой под пули, на минные поля, вместе с ними прыгал и ночью, и днем, выполняя самые сложные операции. Он был военным, он сам избрал для себя такую судьбу. И нечего сейчас было пенять на то, что случилось. Случилось и случилось, изменить уже ничего невозможно.
А ведь многие из тех, кто служил под его началом, сейчас, наверное, живы и здоровы, наверное, занимаются делами, наверное, у многих есть семьи, жены, дети, квартиры. И они, может быть, уже забыли обо всем, что когда-то являлось их жизнью.
– Нет, нет! – тут же громко сказал комбат, и его голос прозвучал в пустой квартире гулко и тревожно.
«То, что было, забыть невозможно! Это никогда не уходит, оно остается навсегда. Оно сидит в памяти, сидит в сердце, как осколок снаряда или мины, и постоянно болит, постоянно напоминает о себе. Вот и сегодня стоило мне увидеть автомат на груди омоновца, как мои пальцы тут же сжались. Я же привык к автомату, наверное, так, как писатель привыкает к авторучке».
Комбат еще пару раз прошелся по кухне, посмотрел в черное незашторенное окно на угольно-темное небо, с краев подсвеченное каким-то странным флуоресцирующим сиянием, и подумал о том, что его жизнь кончена. Он сам ушел из армии, сам решил свою судьбу – решил окончательно и бесповоротно, как решал он все, что ни делал в жизни.
«Туда мне дороги нет. Но если повезет, может быть, я смогу найти свою узкую тропинку и идти по ней. Но куда идти? Надо просто жить, и тогда судьба меня вывезет, а мое существование вновь обретет смысл».
Комбат разделся и рухнул на постель лицом вниз, мгновенно уснув. Сработала многолетняя привычка, что-что, а привычки его никогда не подводили.
Два джипа с тонированными стеклами мчались по дороге на Москву. Из Питера машины выехали на рассвете, и во второй половине дня водители планировали оказаться в столице России, там, где их ждут. В каждом джипе было по четыре человека. Все это были крепкие, широкоплечие парни. В джипах имелись рации, и вооруженные люди время от времени переговаривались, хотя и без того водители видели друг друга. Они никому не позволяли вклиниться между черными джипами фирмы «тойота». Да, впрочем, это сделать было довольно сложно, потому что машины неслись на предельной скорости. Стрелки спидометров скакали от «120» до «160».
Да, из Питера они выехали на рассвете. Все складывалось для них наилучшим образом. Как казалось людям, сидевшим в них, никто не увязался следом, отъезд удалось сохранить в тайне. У вооруженных людей были при себе надежные документы. Двое из них имели удостоверения, которые свидетельствовали о том, что они являются помощниками депутатов Государственной Думы, а у остальных имелись удостоверения сотрудников ФСБ. В общем, навряд ли ретивый гаишник, попытавшийся навести порядок и остановить джипы, смог бы чего-нибудь добиться от людей в машинах. Ему ткнули бы в лицо удостоверение, и он был бы вынужден, в очередной раз чертыхнувшись в адрес вездесущих верховных властей, отпустить их.