Бахрушин не противился их уходу. Когда джип. «чероки» уехал со двора, полковник ГРУ вновь достал мобильный телефон.
– Все в порядке, приезжайте, – бросил он в трубку.
Машину – небольшой фургон абсолютно гражданского вида, в таких возят мебель, – подогнали к дому. Никто из жильцов дома не увидел, как четверо крепких мужчин носили ящики с автоматами из тира.
– Спасибо, Андрей, – на прощание сказал Бахрушин и не стал больше спускаться вниз.
В кармане он уносил десять гильз, оставшихся после стрельбы из автомата.
Подберезский дожидался прихода Людмилы на троллейбусной остановке. Ему не хотелось, чтобы та шла одна по темному двору, хотя за все время Андрей не припомнил ни одного происшествия, случившегося здесь. Проехал один троллейбус, второй. Андрей высматривал за стеклами силуэт своей подруги, но оба раза обманулся.
Он успел выкурить две сигареты, пока приехал третий троллейбус, почти пустой. Людмила стояла, держась за поручни возле задней двери. Еще не успели створки раскрыться, как она махнула рукой Андрею. Девушка даже не ступила на тротуар, а Андрей уже подхватил ее на руки.
– Поставь, ты что, люди видят!
– Где? – Андрей бережно опустил ее на бордюр.
Троллейбус загудел и уехал. Людмила осмотрелась, улица и впрямь была пустынной.
– Пошли быстрее, вся промокла, пока дожидалась троллейбуса.
Подберезский взял девушку за руку, и они побежали по блестящему от дождя асфальту. Лестницу и Подберезский, и Людмила знали досконально, могли пройти по ней в полной темноте, не ошибаясь в количестве ступенек.
Не открывая металлическую дверь, Андрей обнял Людмилу и поцеловал.
– Ты ведешь себя, словно школьник. Спешишь так, словно целуешься первый раз в жизни.
– Или в последний, – пошутил Подберезский, толкая дверь.
Людмила сразу почувствовала, что в тире недавно были люди. Еще не успел выветриться табачный дым, хотя и работала вентиляция.
– Я помешала? У тебя были друзья? Мне не хотелось бы создавать тебе проблемы.
– Жить надо в радость, получать наслаждение. Все хорошо, они не обиделись.
– Наверное, Рублев приезжал или, как ты его называешь, Комбат?
– Да, с другом, – Подберезский задвинул засов и, подхватив Людмилу, усадил ее прямо на барную стойку.
– Что ты делаешь?
Подберезский отошел и, дурачась, принялся делать вид, будто снимает девушку невидимым фотоаппаратом.
– Улыбочка… юбочку чуть выше… да-да, вот так, чтобы были видны кружева чулок. А теперь поставь-ка ногу на поручень.
– Я себя чувствую неловко, – сказала Людмила, – днем приходится себя сдерживать, а потом, вечером, в том же интерьере ты выделываешь черт знает что.