Шелковников уже навел о нем справки, прекрасно знал, чем занимается фон Рунге и чем занимался раньше – пять, десять, двадцать лет тому назад.
«Да, у барона прекрасное образование, да, у него в деловых кругах незапятнанная репутация…»
Но это общее место в рассуждениях Шелковникова вместо того, чтобы успокоить, настраивало на совершенно противоположное.
"А почему его репутация не запятнана? Скорее всего, барон очень осторожен и всегда действует крайне осмотрительно. И зачем ему понадобились эти не первосортные картины? Понимаю, были бы там мастера эпохи Возрождения, какой-нибудь Ван Дейк, Рубенс, Рембрандт, тогда было бы все ясно, тогда за эти картины стоило бы побороться.
Так ведь нет, все полотна достаточно заурядных немецких и голландских художников начала восемнадцатого века. Ну, Мадонны, ну, мужской и женский портрет, ангел… Ерунда. В чем-в-чем, а в этом я разбираюсь и могу представить, сколько стоят эти картины. Двести, триста, ну четыреста от силы, больше за них никто не даст. А тут барон предлагает миллион.
Цена явно не соответствует стоимости".
Что именно сейчас продается на аукционах, как на закрытых, так и на открытых, для Шелковникова не являлось тайной. Он был прекрасно осведомлен в ценах, знал тех, кто покупает, а самое главное, тех, кто продает произведения искусства, тех, кто торгует живописью, как легально, так и краденой.
"Были бы это, допустим, работы Фаберже – тогда понятно. А может, за всем этим стоит что-то другое – тщеславие, личные амбиции? Может быть, барон Отто фон Рунге кому-то что-то хочет доказать? В таком случае, интересно, кому и зачем? – Тут же Шелковников сам себя одернул:
– Какого черта я лезу в его баронские дела? Что мне с ним – детей крестить? Моя задача – вывезти картины на Запад и при этом обезопасить себя. Кстати, – мелькнула мысль, – картины обязательно нужно сфотографировать, затем созвониться с бароном. Никаких факсов посылать не стоит. Можно, конечно, связаться через Интернет… Да, пожалуй, это самый надежный способ".
Женщина, лежащая рядом с Шелковниковым, вздрогнула и дернула округлым белым плечом. Шелковников покосился на нее, затем бережно взял край одеяла и накрыл свою любовницу. Она сладко вздохнула и перевернулась на спину. Ее пухлые, ярко-красные даже без помады губы приоткрылись, веки чувственно вздрогнули.
«Хороша», – еще раз взглянув на свою подругу, подумал Шелковников.
И вдруг его охватило неодолимое желание. Он ближе придвинулся к Валентине, засопел и уткнулся подбородком в ее округлое плечо.
– Валентина…
Женщина попыталась отстраниться, но Павел Шелковников крепче прижал ее к себе.