А потом все рухнуло. Оказалось, что в новой экономической ситуации фундаментальные математические исследования никому не нужны — на них просто не было денег. Разумеется, такая мелочь не могла остановить Алексея Мансурова — он ведь готовил себя к жизни на хлебе и воде, — и он поступил в аспирантуру, стараясь не думать о том, что будет дальше.
Оказалось, что думать об этом ему было не нужно: жизнь решила все за него? и решила, как водится, жестко и однозначно.
Сначала умер отец, и сразу же, как будто эта смерть что-то в ней надломила, тяжело заболела мама. Если бы Мансуров тогда позволил себе задуматься, заколебаться хотя бы на мгновение, все могло бы сложиться по-другому, совсем иначе — он стал бы одним из тех людей, которые ради науки жертвуют не только собой, но и своими близкими. Но мама — это мама, и Алексей повел себя так, как ведет себя, наверное, человек, бросающийся с гранатой под вражеский танк, — не раздумывая, ни с кем не советуясь. Он не колеблясь бросил аспирантуру и устроился на работу в “Казбанк”. Его способности произвели впечатление даже на Казакова, который разбирался в математике как свинья в апельсинах, а компьютером Алексей Мансуров владел получше любого хакера — информатика была всего-навсего младшей дочерью математики, и компьютерная премудрость оказалась для Мансурова простой, как таблица умножения.
Первый год прошел как в тумане, словно в затянувшемся кошмарном сне. Мансуров часто ловил себя на мысли, что вот-вот проснется, что пора бы уже, но утро никак не наступало, и он понял, что пробуждения не будет. Мама оставалась прикованной к постели — ей не становилось ни лучше, ни хуже, — фундаментальная наука уверенно загибалась, половина однокурсников давно уже махнула на Запад и теперь процветала в Силиконовой Долине, а он по-прежнему каждое утро являлся в банк, вешал на спинку стула пиджак, садился за компьютер и с девяти до шести считал чужие деньги.
В этой монотонной работе одно было хорошо — она оставляла голову практически свободной. И Мансуров думал о математике — о чем же еще он мог думать? К тому же он по-прежнему имел дело с числами, пусть на ином, более низком уровне, чем раньше. Идея о том, что математика может послужить не только средством для описания окружающего мира, но и мощным рычагом для управления этим миром, мало-помалу вновь овладела его сознанием. Рамки сухой академической науки более не стесняли его воображения. Мансуров перешел из разряда профессиональных математиков в категорию талантливых дилетантов и мог теперь не бояться насмешек и недоумевающих взглядов коллег. Его нынешние коллеги просто не поняли бы сути его идей, вздумай он им эти идеи изложить; что же до прежних коллег, то их Мансуров сторонился.