- От Забродова и не такого можно ожидать, - сказал Мещеряков и сразу помрачнел, вспомнив, что Илларион, скорее всего, действительно погиб.
В молчании они подошли к машине.
- Подожди, - сказал Андрей. - Надо ту машину проверить.
И он указал на припаркованную через дорогу "шестерку".
- Зачем это?
- Сдается мне, что это Забродова машина.
- Так у него же "лендровер".
- Я ему дал на время машину жены. От милиции прятаться.
- Гм... Я бы не рискнул.
- И я бы не рискнул, но ты Забродова не знаешь. Это такой мозгополоскатель... "Был", - хотел добавить он, но промолчал. Они перешли шоссе поверху, поскольку движение уже стало не таким интенсивным, как днем, и приблизились к белым "жигулям".
- Так и есть, - сказал Мещеряков, - моя машина.
Он бесцельно подергал запертую дверцу.
- Ну и что? - спросил Сорокин. - Это лишний раз доказывает, что он здесь был. Так это мы и без того знаем.
- Надо съездить за ключами и отогнать машину в гараж, пока на запчасти не разобрали, - вздохнул Мещеряков. - Когда же спать-то?
И он снова подергал ручку двери со стороны водителя. Рядом с ними вдруг затормозил старый, похожий на жука "фольксваген". В открытое окошко высунулась чья-то голова и грозно спросила:
- Эй, полковники, вы зачем чужую машину лапаете?!
Майор Жангалиев мягко, по-кошачьи выпрыгнул из машины на раскисшую глинистую почву, поросшую редкой щетинистой травой. Под ногами чавкнуло. "Не лето а сплошное дерьмо", - подумал он, привычно разглаживая густые усы согнутым указательным пальцем. Козлов и Свирцев, цепляясь автоматами, неторопливо вылезли наружу и присоединились к нему.
- Выводи, - скомандовал майор.
Свирцев понимающе ухмыльнулся, кивнул Козлову, и оба омоновца неторопливо зашагали к заднему борту, оскальзываясь в грязи. Водитель, высунув голову в окошко, тоскливо проныл: "Опять по пуду грязи в машину натащите. Сколько можно... И когда погода наладится?"
Жангалиев коротко глянул в его сторону, и голова водителя исчезла в машине.
В полукилометре шумело шоссе, обозначенное темной полоской деревьев ветрозащитной полосы. Шум долетал порывами, когда стихал дувший в сторону шоссе ветер. До самой дороги расстилался унылый глинистый пустырь, на котором даже сорная трава росла неохотно. Когда-то он был весь изрезан глубокими колеями тяжелых самосвалов, но дожди, снега и жара за несколько лет разгладили шрамы, оставив на их месте лишь легкие неровности, похожие на небольшие волны.
В сторону шоссе от заброшенного карьера вела, неизвестно зачем грязная дорога с разбитыми, полными мутной глинистой воды колеями. После сражения с этой, с позволения сказать, дорогой борта "уазика" были до половины забрызганы грязью, а колеса превратились в бесформенные комья глины.